Перейти к содержимому

День: 09.03.2011

Осколки (продолжение)

Конец месяца, очередной аврал. Суть в том, что фабрика должна не просто выполнить план по производству ткани, но и перевыполнить его на 4 процента. Именно на четыре, потому за этот процент перевыполнения мы получаем премии. Давать продукцию свыше этого нет смысла, так как премия больше не станет, а вот нормы могут и увеличиться. Что на самом деле каждый год и происходило.
Но перевыполнение плана нужно не только работягам, но и администрации. Поэтому за этот внеплановый рабочий день нам тут же, на месте, выдают некоторую сумму наличными, от 10 до 25 рублей в зависимости от должности.
После рабочего дня я остаюсь на фабрике. У меня – «обмашка». Это способ подработать к основной зарплате.
На ткацкой фабрике очень важна вентиляция, и вдоль каждого этажа в два ряда тянутся ее оцинкованные короба. «Обмашка» заключается в том, что человек, вооруженный метлой на примерно пятиметровой палке, проходит вдоль цеха, смахивая пыль, которой очень много собирается за неделю, с обеих сторон и низа венткоробов. Всю фабрику «обмахивают» два человека. Моя сторона – восточная. Занимает этот процесс часа два, после которых я больше похож на большой кусок грязной ваты, чем на человека. За это платят 35 рублей в месяц.
Хуже всего – перед майскими и ноябрьскими праздниками. Два раза в год надо очищать и верхнюю часть вентиляционных труб. И во многих местах это иначе не возможно, кроме как проползти по ним. При том, что общая длина вентиляции на четырех этажах составляет примерно триста метров. И сегодня я уже не могу поверить, что когда-то был на такое способен.

Осколки (продолжение)

Беру отгул и… Кстати – оплачиваемый отгул в то время можно было легко заработать двумя способами.
Дежурство в «народной дружине» — первый из них. На работе к тебе подходил профорг и предлагал вечерком целенаправленно погулять по улицам родного города в составе небольшой группы. На моей памяти никто от этого не отказывался. И часов в шесть, в опорном пункте напротив городского рынка, собирались добровольцы, цепляли на рукава красные повязки с буквами «ДНД», и, вместе с участковым милиционером, шли на обход. Иногда – по адресам. Никогда не забуду вызов в коммунальную квартиру, из которой позвонил и попросил защиты от более молодых и агрессивных соседей пожилой мужик. Мы вошли, и первое, что увидели – самогонный аппарат, занимающий треть его комнаты. А запах!..
Но попасть на дежурство в «народную дружину» — с получением отгула или дня к отпуску – удавалось редко. А вот сдать кровь можно было в любой рабочий день. И этот день тут же становился выходным, да плюс еще один отгул оставался в запасе.
По этой причине утренние очереди на сдачу крови растягивались порой на сотни метров по улице Хайгла. Причем стояли в них почти исключительно мужчины, каждый второй – с перегаром. Потому что если с этим запахом заявиться на работу – можно и прогул заработать, и без премии остаться. Стояли и жевали – кто лавровый лист, кто мускатный орех – в призрачной надежде обмануть медсестру. Что, как правило, никому не удавалось.
Я с тех пор сдавал кровь более 70 раз. Но, почему-то кажется, что тогда это было больше нужно обществу, чем ныне. Хотя тогда сдавали по 230 грамм, а сегодня – по 450. Может, всё дело в том дополнительном к отпуску оплачиваемом дне?

Осколки (сочинение на свободную тему)

«Осколки» были написаны очень давно в ответ на просьбу одного издательства рассказать о своем видении 80-х в Нарве и Эстонии. Когда оказалось, что к политике эти заметки не имеют никакого отношения, публикация не состоялась. А сегодня, разгребая архив, я их обнаружил. И, может, кому-то еще будет интересно вспомнить то время.

1984 год, общежитие ТГУ, Тартуского, тогда еще – Государственного Университета. Лежу на своей кровати с книжкой. Открывается дверь, в проеме – неизвестный мне парень. Ищет Стальнухина.
Признаюсь, не вставая, что это я. Чего надо-то? В ответ он представляется старшим лейтенантом КГБ и пихает мне под нос «корочки». Предлагает сдать книгу Солженицына, которая, по имеющейся у него достоверной информации, находится у меня.
На дворе – 84-ый, год Оруэлла, тогда еще тоже запрещенного, и КГБ пока в полной силе. Но мне наплевать. Несколько месяцев назад, отслужив – день в день — ровно два года я демобилизовался. Меня уже не напугаешь эксматрикуляцией и призывным пунктом, свои три пары сапог я сносил и 14 с половиной килограмм армейского масла съел, дедовщину пережил. Книга же ценная, она до сих пор в моей библиотеке на почетном месте – самое первое издание «Одного дня Ивана Денисовича». Посылаю парня куда подальше. Он уходит.
Чуть позже приходит понимание, что что-то, наверное, меняется в нашей жизни, потому что никаких последствий это соприкосновение с человеком из «конторы», пусть оно и было по касательной, не влечет. Но это позже.