Третьей годовщине «бронзовой ночи» посвящается
.
Однажды Лайне Янес, еще в бытность свою министром культуры, неожиданно зашла в гости к Ансипу. Деньги понадобились на культуру, она к нему и потопала. Совершенно, как уже упоминалось, неожиданно.
Не в том смысле неожиданно, что шла-шла, и вдруг — опа! — где это я? У Ансипа, что ли? Ну, ё-моё! Какая приятная неожиданность… А в том смысле неожиданно, что без предупреждения. И даже вошла не постучавшись.
Весьма опрометчивый Лайне Янес поступок тем самым совершила. Ансип к описываемому времени был порою неадекватен даже в состоянии покоя, а уж если испугать!.. Если сзади подойти и руку на плечо ему пристроить, то свободно мог эту самую руку откусить. Клац зубами — и всё, дуй на протезирование. Что значит — «сегодня не могу, мне в бассейн надо»? А грести ты чем собираешься, мыслитель? Давай-давай, не задерживай — к доктору, за новыми лопастями.
К тому времени уже и профсоюзы, и газетчики с телевизионщиками — и еще много какого народу с искусственными конечностями ходило… Правда, министру культуры ничего не грозило: Ансип никогда не отгрызал конечности тем, у кого уже отсосал мозги. Хотя — никогда не говори никогда!.. Всегда бывает первый раз.
Ну вот, заходит Лайне в кабинет премьер-министра, и застает его врасплох: стоит Ансип на табурете, поверх костюма простыней наподобие римской тоги обернутый, а напротив него товарищ очень творческого вида большой кусок пластилина месит. Что это скульптор, министр культуры сразу просекла. Уж в этих скульпторах-композиторах Янес превосходно разбиралась: если постоянно напевает или насвистывает — скорее всего композитор, лепит чего-то там — скульптор. По диплому как минимум. Где-то в глубине души ей иногда хотелось сказать то одному, то другому деятелю: «Ну, чего ты все лепишь? Что это у тебя? Зайка? Ах, символический образ родины… Слышь, гений, пошел бы ты, оперу лучше попробовал написать, что ли…» Но — нельзя. Если человеку уже выдан диплом скульптора, то терпеть его произведения придется, никуда не денешься.
Замерла министр культуры, как трепетная лань. Ансип обернулся, подумал немного… В последнем словосочетании ключевое слово — немного. Слез он с табурета, и говорит Янес:
— Привет, камрад! Как ты вовремя. Я уж и сам хотел тебя пригласить. На консультацию…
Поддернул премьер простыню, вокруг чресел обернутую, и к художнику подошел.
— Слушай, это нормально, а? — спросил он. — В третий раз он меня лепит, и в третий раз у него стопка чугунный батарей центрального отопления получается. Это что, так и должно быть?
Лайне Янес задумчиво осмотрела две уже готовых модели изваяния, которые, действительно, представляли из себя положенные друг на дружку чугунные батареи.
— А я чо? — проворчал скульптор. — Я так вижу…
— Повседневная реальность преломляется в восприятии художника, — очень осторожно подбирая слова поддержала творца министр культуры. — И он, со всей силой данного ему богом таланта…
— Только без мистики! — строго поднял указательный палец Ансип.
— …Щедро дарит нам, зрителям, новые горизонты непознанного…
— Короче! — рявкнул премьер.
— Если совсем коротко, то это круто! — дала оценку Янес. — Атрактивно и креативно.
— А креатив-то в чем? — не понял Ансип.
— Почти у каждого есть в квартире батареи, дающие людям тепло. И когда они привыкнут, глядя на эту твою скульптуру, к твоему символическому образу — перенесут любовь к тебе на то, что к ним близко, — пояснила Янес. — Каждая чугунная батарея в этой стране станет как бы твоей иконой…
— То есть устанавливать можно? — уточнил премьер.
— Ну, Крест Свободы же поставили, — привела неотразимый аргумент Лайне.
— Ага! — сообразил Ансип. — Действительно! После такого можно что угодно и куда угодно… — и поманил министра культуры к огромному столу, на котором стоял макет центра Таллинна. — Какое все же место выбрать? — и он задумчиво приподнял с макета церковь Нигулисте. Министра культуры почувствовала себя так, как будто в солнечное сплетение ей заехал железнодорожный локомотив. Ее резко качнуло. — Или сюда?.. — взялся Ансип за модель таллинской ратуши. Янес потеряла сознание.
Очнулась она вечером, несколько часов спустя, на том же месте, куда рухнула. Услышав копошение на полу, Ансип приветливо произнес:
— Добро пожаловать еще раз, камрад! Ты как там, оклемалась? Тебя тут, понимаешь, в больничку забрать хотели, но я не дал. Камрад Янес, говорю, не смотрите, что хрупкая. Я с ней еще в Тарту работал. Она в плане выносливости, что лошадь!.. В переносном, разумеется, смысле…
Министр культуры медленно поднялась. Колени дрожали, пришлось сесть в кресло.
— Кстати, — продолжил премьер, направляя ей в лицо свет настольной лампы. — Ты ж наверняка за деньгами пришла. То да сё, сами мы не местные, подайте Христа ради!.. Да?
Янес медленно кивнула.
— Так вот, — сказал Ансип. — Денег я тебе дам. Хотя зачем она нам, такая культура — это большой вопрос, — взял он со стола небольшую модель Креста Свободы.
— Это не мы устанавливали, — попыталась оправдаться культура. — Это министерство обороны наваяло…
— Сейчас не об этом, — закрыл тему Ансип. — Так вот, камрад. К завтрашнему вечеру здесь будет стоять несколько готовых скульптур. Моих, разумеется. В полный рост. А это минимум два с половиной метра уложенных в столбик батарей, — строго посмотрел премьер на своего министра. — Такой у нас, понимаешь, креатив — бессмысленный и беспощадный. А вон за той дверью, загороженной этими батарейными статуями, — Ансип ткнул пальцем. — В тумбочке будут деньги. Тебе на культурку. Вынесешь батареи… то есть меня… Тьфу! Вынесешь, короче, это — и в городе расставишь, в хороших местах. И тогда будем считать, что денежки культура себе честно заработала.
Министр печально вздохнула. Зная Ансипа много лет, она понимала, что изменить ничего нельзя.
— Хорошо, — сказала она. — Вынесем и установим… Только, — забеспокоилась она вдруг. — Вдруг тебе место потом не понравится?
— Не понравится — перенесу, — мягко улыбнулся Ансип.
Ваш комментарий будет первым