«Общий естественный прирост в Эстонии продолжает оставаться негативным и составляет −318 человек. Эстонцев в прошлом году родилось на 916 больше, чем умерло. Неэстонцев родилось на 1234 меньше, чем умерло…»
Эстонцев рождается все больше, неэстонцев — все меньше
.
Неоновые лампы мигали и потрескивали, перекрывая тихое гудение вентиляции. Вдоль белых кафельных стен бесконечной цепочкой стояли медицинские каталки. Три человека в накинутых на плечи белых халатах, полы которых развевались во встречном потоке прохладного воздуха, почти неощутимо пахнущего формалином, стремительным шагом двигались по тоннелю. Лица идущих были одинаково озабочены.
Перед металлической дверью в самом конце коридора они остановились. Щелкнул замок, потянуло холодом. Поежившись, мужчины вошли в помещение, множеством дверок напоминающее вокзальную камеру хранения. Впечатление портили лишь три стоящие в ряд каталки с недвижно лежащими на них телами. Из-под покрывавших их простыней торчали лишь ноги.
— Ну, что у нас тут сегодня? — отрывисто спросил один из посетителей морга, сунув руки в карманы и легонько покачиваясь на каблуках. Судя по манере поведения, это явно был какой-то крупный чиновник. Может быть — даже директор. Может быть — даже какого-нибудь департамента. Департамента статистики, например. — Нет-нет! — остановил он попытку откинуть простыню с одного из трупов. — Обнажать не надо. Так рассказывайте, доктор…
— Очень сложные всё случаи, господин директор, — посетовал медик, глядя в свой перекидной блокнот. — Вот этот, например, по паспорту — Карл Ребане.
— И что? — с сожалением в голосе спросил поименованный директором. — Очевидно же, что эстонец.
— Так-то оно так, но… — влез в разговор третий и чуть сдвинул с трупа белую ткань. На обнажившемся предплечье оказалась татуировка «ДМБ 81», чуть ниже — парашют и еще одна надпись — «ВДВ». — Буквы русские! — разоблачающее добавил он.
— Ага! — сообразил директор, вытаскивая из правого кармана бирку красного цвета. — Тогда пойдет у нас по отчетности как русский. Никто ведь не заставлял его метить себя оккупационной символикой…
Недовольно поджав губу, доктор начал привязывать на палец покойника красную метку.
— Не очень-то это все честно. Человек всю жизнь прожил честно, как Карл Ребане, а мы его сейчас по статистике пустим как какого-нибудь Ивана Петрова… — бурчал он себе под нос.
— Не понимаете вы, доктор, всей важности момента, — укоризненно отозвался на слова врача директор. Третий в их кампании, судя по выправке и чрезвычайно благонамеренному взгляду явно относящийся к органам правопорядка, одобрительно кивнул. — Демографическая ситуация уже лет двадцать просто удручающая. Мрут ведь, как мухи! А рожать по настоящему никто не желает. Это если в сумме. А нам ведь нужен позитив? — задал он риторический вопрос. — Быть же он может в этой ситуации только в том, что русских умирает больше, чем рождается, а с эстонцами всё наоборот. Такая нынче вышла установка… Иначе как объяснить, что под оккупантами рождаемость у нас была раза в два выше? В природе бывает, конечно, что некоторые виды в неволе не размножаются, но чтоб наоборот!?
Оратор щелкнул пальцем по уже привязанной бирке, осклабился:
— А Карл Ребане на нас уже обидится. Там, где он сейчас пребывает, плевать хотели на то, какого цвета ярлычок мы на него наклеим. Господь, как говорится, узнает своих… Так, что еще?
— Да вот тут два бомжа… — кивнул на стоящие рядом тележки медик. — Напились какой-то дряни, тут же и посинели. Документов нет. Идентифицировать не удалось…
— И какие тут могут быть вопросы? — удивился, поежившись, директор. — Очевидно же — это не эстонцы. Сами не могли разобраться? Стой тут с вами, мерзни, когда всё совершенно ясно!
Он раздраженно бросил на тела по бирке красного цвета.
— Так точно, ясно! — вытянулся во фрунт полицейский. — Только вот в их личных вещах нашли несколько книг, Эдуарда Вильде там, Таммсааре, причем на эстонском языке. А у этого… — показал он на одного из покойников, предварительно заглянув под покрывало, — вообще дневник оказался. Тоже на государственном.
— Да, именно так у нас в Эстонии! — воскликнул директор, прервав повисшую было тягостную паузу. — Даже бомжи понимают необходимость изучения эстонского языка. Это залог их успешной карьеры, дураку понятно! Ну, и почитывают, дабы совершенствоваться, эстонских классиков на языке оригинала в свободные от сбора бутылок минуты. И некоторые даже пописывают…
Он потер застывшие руки и нетерпеливо спросил:
— На сегодня, надеюсь, всё?
— С мертвецами — да, — подтвердил доктор.
В этом ответе директор услышал какую-то двусмысленность.
— А с живыми? — уточнил он.
— Да есть один казус… — замялся медик. — Утром к родильному отделению подбросили младенца. Родителей найти, как показывает опыт, не удастся…
— Так это же прекрасно! — воскликнул чиновник, доставая из левого кармана бирку синего цвета. — Вот ему подарок лично от меня.
— Понимаете… — тихонько сказал и зачем-то оглянулся доктор. — Он черный… В смысле — афроазиат. Потому что разрез глаз тоже очень такой… характерный… Не европейский, короче… И даже не африканский. Какой из него эстонец? — развел он руками.
— Доктор, да вы, оказывается, расист? — удивился директор. Врач в ответ засопел, затем покорно взял у собеседника синюю бирку.
— Вот и стало у нас в стране одним эстонцем больше… — трогательно хлюпнул носом директор.
— И тремя русскими меньше, — подобострастно добавил полицейский чин.
— Как я все-таки люблю свою работу, — заявил директор, шагая к выходу. — Статистика — это ж просто царица наук какая-то! Если с ней правильно обходиться, разумеется… Ладно, зовите, если что.
И они разошлись. До следующего раза.
Оставьте первый коментарий