13.
Жил да был один премьер-министр. И было у него ровно 13 министров. То есть не в том смысле ровно, что они строем красиво ходили или еще что такое — нет, они все больше гурьбой наваливались. Когда на работу ехать, а трамвай, предположим, битком набит. Ну, поднатужатся — и уже там, внутри. Потому что дружные очень были, компанейские. Несмотря на неравенство: двое-то из них беспортфельные были. Обидно, да? Одиннадцать человек как люди — с портфелями, народ сразу видит — кабинет министров талончики пробивает, а двое — ни то, ни се.
Но совсем не в этом было дело, а в числе 13. Потому что премьер-министру оно с самого начала не понравилось. И не то чтобы он особо суеверный был — в пределах разумного. Кукушку, например, всегда вежливо спросит насчет того, какой процент экономического роста в следующем году ожидается, носорога увидит — перекрестится, а если черный кот дорогу перейдет — непременно три раза через левое плечо плюнет. Поэтому, кстати, все его советники старались справа держаться. Только по дереву премьер никогда не стучал, потому что это его советников обижало еще больше, чем плевки.
Так что не было в нелюбви премьер-министра к числу 13 ничего мистического. Просто порядок он очень любил и каждый раз, как правительство собирал, перво-наперво министров пересчитывал. Вот такие дела. А тринадцать-то больше десяти — и пальцев на всех постоянно не хватало. А если и себя посчитать, то не хватало их еще больше.
А тут еще министры эти, советской школой воспитанные! Не хотят под шестым номером фигурировать – ни один! Премьер на одной руке до мизинца дойдет, загнет его аккуратно, глаза подымет — кто, мол, следующий, — а эти все уже успели за это время разбежаться, перетасоваться и сидят, нагло улыбаются. А ему по новой считать! Плюнет премьер на это дело, салфеточку аккуратно свернет, в урну бросит, и с другого края пересчет начинает.
Только и бывали у него удачные дни, когда министры по заграницам разлетались, а своего по иностранным делам коллегу на шестой стул сажали. Он у них взаправдашний иностранец был и ко всем цифрам относился одинаково равнодушно, если за ними не видел трех-четырех нулей.
Так они и жили.
Велосипед.
Жил да был один премьер-министр. Дела у него шли неплохо, то есть не то чтобы хорошо, но и не плохо. То есть они, конечно, шли — когда в одну сторону, когда в другую — но чаще на одном месте топтались. А премьер в это время ездил на больших черных машинах и иногда через тонированное стекло видел свои дела, которые, как уже говорилось, тащились пешком.
Но вот однажды премьер-министр решил уравнять скорость своих дел со скоростью своего передвижения. Умные люди ему на это сказали такое, что воспитанные люди вслух произносить обычно воздерживаются, но оказались вовсе не такие умные, как про себя думали. Они-то решили, что премьер свои дела хочет запустить со скоростью «Мерса», а он взял и надул всех: сел на велосипед и на работу тихонько так покатился.
Едет он, значит, свои калории сжигает, а казенный бензин, соответственно, экономит. Рядом, как положено, охрана ползет на четырех джипах, под инвалидные коляски замаскированных, тут же восторженный народ чепчики в воздух бросает. То есть газеты так написали, что бросает. На самом то деле народ нынче прижимистый пошел и бесплатно даже помидора гнилого не кинет.
Доехал премьер, велосипед у подъезда припарковал — и пошел себе министров пересчитывать. Тут ему и не повезло: увели велик-то! Украли, то есть, начисто. Ну совсем люди совесть потеряли.
Расстроился премьер-министр и с тех пор ничего дороже электростанции на дороге без присмотра не оставлял.
Фото-охота.
Жил да был один премьер-министр. Он очень уважал охоту, но душу имел нежную как одуванчик — поэтому по живому мясу никогда не стрелял, свинину на шашлык исключительно за денежные знаки добывал. А делал премьер так: заезжал в лесок и, пока одни помощники шампуры точат, других посылал зверье фотографировать. То-то удивлялись пейзане, видя городских при галстуках и с фотоаппаратами, которые то по свежевспаханной ниве за зайцами носятся, то в берлогу лезут. Фотовспышка же, надо заметить, кабанам, лосям и медведям почему-то не нравилась, по каковой причине текучесть кадров в аппарате премьер-министра в сезон охоты резко возрастала.
Но это так, просто к слову пришлось. А премьер помощников дождется, тут же пленочки проявит, еще мокрые снимки по кустам развесит — и ну палить по ним почем зря! Такая вот царская фото-охота.
Особенно же любил он птицу влет бить. То есть кто-нибудь фотку гуся или утки в воздух подбрасывает — а премьер по ним дуплетом шарашит. Бац — и вдребезги! Иногда, правда, увлекался и стрелял слишком рано, когда помощник уже размахнулся, но из руки еще портрет птицы выпустить не успел. Вот тогда все, бывшие поблизости, начинали понимать, что в буквальном смысле означает русское выражение «пальцы веером».
Но вот однажды оказался премьер на армейском полигоне. И так смачно там порохом пахло, что его сразу с нездешней силой на охоту потянуло.
Задергалось тут его окружение туда-сюда — нет зверя! Полигон ведь, стрельба постоянная и топот, даже мыши полевые в город подались.
Запаниковала свита премьера: шеф-то все мрачнее, палец на курке так и играет, а глаз у него недобрый такой, к приятелям-помощникам приглядывается – аж очки запотели. И чувствуется — жалеет, что кабинет министров с собой не прихватил — щас бы он их посчитал!
Полезли тут все по карманам — и давай дрожащими руками на мишени первые попавшиеся фотографии вешать.
И надо же такому случиться, что у одного товарища оказался при себе календарик с портретом… ну, сами знаете кого. Шмальнул премьер с бедра — и календарик тот повредил. Ох и шуму было! А делов-то!? Фото-охота — она фото-охота и есть.
Вот только в заграницах про то прознали, на обедах званых ножи-вилки от премьера на дальний край стола отодвигать стали, одну только ложку деревянную и вручали…
Диета.
Жил да был один премьер-министр, который очень любил свой народ. С нечеловеческой просто силой. То есть так сильно его обожал, что спасу никакого не было. В самом прямом смысле слова: только премьер губы гузкой скатает, зажмурится и, громко чмокая, двинется на народ в рассуждении кого бы еще полюбить, как там уж кричит кто-нибудь дурным голосом «Спасайся, кто может!», глянь — а кто, действительно, может? — практически и нету таких. Полный, в общем, декамерон.
Кончалось, правда, дело чаще всего конфузом. Не то чтобы в процессе возникали проблемы — этого не могло быть по определению. Поскольку демократия. Это цари пускай в гордом одиночестве пребывают там, куда пешком притопали. Тоталитаристы проклятые! А наш местный демократ, особливо радетель Отечества, на дело косяком ходит, и уж если что не заладится у одного, то, гуртом навалившись всегда можно вопрос в нужном направлении урегулировать.
Но конфузы все ж таки приключались. Хотя не столько премьер был тому виной, сколько законы природы. Потому что после каждого очередного акта любви считал наш герой своим долгом прокукарекать на восход солнца, но всякий раз делал это, поворотившись почему-то лицом на запад. Однако светило с тупой упорностью поднималось всякий раз на востоке, чем приводило премьер-министра в бешенство. Народ же, на географию свысока поплевывавший — лишь бы тепло было и солнечно, — такую реакцию премьера не понимал, но до поры до времени уважал за маниакальную одержимость, которую, увы, всегда путает с принципиальностью.
Однако надежды премьер не терял, в меланхолию не впадал, а подкреплялся на скорую руку чем-нибудь калорийным — и начинал все сначала. Вот тут-то и возникла проблема. Заинтересовался народ – а с чего это наш вождь при таких, можно сказать, неимоверных нагрузках — и такой вдруг живчик? И решил, что все дело в питании.
Началось тут челобитие. Не в том смысле, что сразу по морде, а очень вежливо десятая часть населения, посчитав сперва свои доходы-расходы, попросила премьер-министра посоветовать, как же им прокормиться на 262 единицы местных денег?
И сел премьер за расчеты. Прямо с утречка, за завтраком, — как про народ вспомнил, так и начал работу. Тем более и эксперт рядом, жена, которая цены почти все знает. Она ему тортик пододвинет, хрустящий рогалик маслом намажет и ароматной колбаской накроет, а премьер про все это тщательно выспросит и на салфетке записывает: «Зерновые продукты — 69 крон, мясные — 34…» Подумает немного, еще колбасы на вилку подцепит — и число 34 зачеркнув, пишет 68. Причем, что характерно, в уме считает! В своем уме, без помощи референта. Хоть и не математик сам, а совсем наоборот — историк. Потому что разносторонний очень.
А тут и йогурт на стол подается, а за ним — опаньки! — яички вареные. И хоть не любит премьер их, но для народа готов даже в желтке измазаться. И пишет летящим почерком гения: «Молочные продукты и яйца – 42…» Так и провел премьер-министр утро в трудах. Список составил, итог подбил — оказалось, что 10 крон до требуемых 262 таки не хватает. Ну, он подумал-подумал… Подумал-подумал… По… Да ладно! На кончик ложечки икорки зацепил, проглотил через силу, и список закончил: «Рыба – 10…»
Прочитал народ тот рецепт, и на премьерову диету тут же сел. То есть сначала продукты по списку скупил, в корзинку сложил, а затем уже кушать принялся.
День питается — премьера нахваливает, а на второй смотрит — неладно дело! В корзинке уж дно видать, а до конца месяца еще недель не менее четырех.
Тут же гонцов в правительство отрядили, собрались они на главной горке страны, всю ее, можно сказать, запрудили. Ругали премьер-министра так, что в столичном зоопарке у зверюг ни с того ни с сего линька началась. Корзинкой же в окно запустили, министров напугали похлеще, чем медведей в том же зоопарке. Но что с ними приключилось, про то рассказывать не велено.
А премьер народных гонцов послушал, разобрался, что к чему, и говорит: «Ну вы меня прям уморили! Так бы и говорили, что на месяц надо было рацион расписать! То-то я думаю, что чего-то совсем они у меня дикие: стол на завтрак накрыть сами не могут, на обед в какое-нибудь посольство зайти не сообразят, напроситься поужинать на презентацию не умеют! Это, ребята, недоразумение, значит, приключилось. Да ничего, трудности нас не пугают — соображу я вам диету на 262 кроны, да чтоб на месяц хватало.»
И позвал он к себе самого худенького министра, говорит ему: «Ты у нас на все руки мастер, разговоры ходят, что по 60 миллионов на любой железной дороге замыливаешь так – следов не найти и не подкопаться. Да и комплекции подходящей. Вот ты нашим людям и объяснишь, как на 262 единицы денег месяц пропитаться.»
Худенький министр с надеждой так спрашивает: «262 чего? Долларов?» А как услышал, что крон, так тут же в отставку подался, бурча при этом: «Ну чисто зверь! Задачки ставит, а? Да не то что 60 — я и 600 миллионов испарю почище Копперфилда! Но на такое не подписывался.» И взаправду ушел.
Понял тут премьер, что погорячился: так, однако, совсем без министров остаться можно. И придумал писать учебник по истории, замаскированный под книгу о вкусной и здоровой пище. Он уже один такой, для пятого класса, к тому времени издал, так что дело знакомое.
Тем дело и кончилось.
Вот и вся история. Быль ведь от сказки чем отличается? Основывается на реальных событиях и мораль в конце ей поэтому ни к чему – каждый сам разберется, что к чему.
Воля.
Жил да был один премьер-министр, и была у него воля. Нет, малыш, ты не понял: не Оля и не Поля, а воля, просто воля с маленькой буквы. Мучался он с ней страшное дело как, потому что воля была не простая, а политическая. Это, кто понимает, такая гадость! Не сесть, не повернуться по-человечески – свербит, зараза, в одном месте, никакого покою. И самое мерзопакостное — за язык все время тянет.
Выйдет, бывало, премьер на трибуну, улыбнется обаятельно в моховую свою бороду, бумажки раскладывая, но только начнет, что, мол, товарищи дорогие, то есть геноссе и прочие камарады, как воля уже тут как тут — отключает поочередно верхние левое и правое полушарие. Начисто лишает мозг притока кислорода, но при этом, подлая, не трогает центр управления речью.
Справедливости ради надо заметить, что некоторым это даже нравилось. Как затянет премьер-министр свою волынку: «Наша политическая воля…», так у них тоже полушария функционировать переставали – и не только верхние, судя по неподвижности, в которой заслушивание очередного откровения происходило. И в ступор они впадали вне зависимости от того, чего воля на сей раз требовала: вторично вернуть балтийским немцам имущество, за которое они уже получили в свое время компенсацию, или толкнуть очередной шмат госимущества своим людям в Голливуде – или в любом другом месте, где банки свято хранят тайну доверенных им вкладов.
Так они и жили, на одной, можно сказать, силе воли. А в соседних державах, на их успехи взирая, с некоторым даже страхом думали: «Это ж какого ума надо быть, чтобы почти вовсе мозгами не пользуясь — и такой продвинутости достичь?»…
До этих слов дописал автор и «Сказки…», и «Были нашего леса». Уход сказочно-былинного премьер-министра в отставку заставил его умолкнуть и помешал закончить жизнеописание одного из самых прославленных наших современников. И автор скорбит вместе с ним, потому что еще столько замечательных сюжетов осталось не использовано…
Ваш комментарий будет первым