Однажды Ансип смотрел сон. Ему для этого понадобилось сперва заснуть, но это уже второстепенная деталь.
Потому что в этом своем сне он — в самом его начале — проснулся. Вернее сказать — очнулся, допил оказавшийся, к счастью, под рукой фуфырик огуречного лосьона и уже тогда, бодрый и довольный жизнью, занялся ежедневными своими хлопотами.
Покормил оставшейся с вечера закуской свою собаку, ласковую и доверчивую дворнягу, такую же бездомную, как и он сам. Когда-то она приблудилась к нему, прижилась… Сначала Ансип из этого сна относился к псу довольно равнодушно, но со временем как-то прикипел душой. Даже выкупил ее из плена, когда псина сдуру попалась собаколовам. Он тогда стоял и торговался, а Серый, как его впоследствии окрестили, с тоской и надеждой глядел на него сквозь дыру в ограждении вольера. Вначале-то Ансип хотел назвать его Трибутом — в память о трех бутылках портвейна, которые пришлось за него отдать алчным истребителям собак, но потом передумал. Слишком пафосно оно звучало, это имя, как-то по-древнеримски.
А в это утро Ансип собрал весь свой скарб в клетчатую сумку, погрузил ее в тележку и отправился на свой традиционный обход городских скверов и парков. Серый шел рядом, то и дело крутя головой: он отлично знал, людей в какой форме надо избегать во избежание крупных и мелких неприятностей.
День оказался удачным! Уже через два часа бутылок и банок набралось на прожиточный минимум, а в ларек завезли тройной одеколон, что в последнее время случалось не часто. Выручка за стеклотару была обменена на пять двухсотграммовых бутыльков и четыре литра пива: вечером Ансип ждал гостей и не хотел ударить в грязь лицом. Серый терпеливо сидел рядом, ничем не выказывая нетерпения. Лишь когда он унюхал в объемистом пакете, переданном хозяину, печеночную колбасу — чуть слышно с облегчением вздохнул и расслабился.
Несмотря на ясную солнечную погоду, Ансип не отправился на прогулку, а вернулся в развалины общежития, в которых обретался последние года два. И занялся подготовкой к вечеру.
Принес из подвала еще один матрац, расставил стаканы и нашел ржавую банку под окурки. До прихода гостей еще оставалось время — и он включил «Спидолу», старенький радиоприемник, который нашел вчера в мусорном контейнере соседнего квартирного товарищества. Обмыть это приобретение он, собственно, вечером и собирался.
Сквозь дыру в прогнившем насквозь потолочном перекрытии пробивался солнечный луч, предвещавший хорошую погоду на вечер. Ансип из сна покрутил настройку приемника и наткнулся на выступление премьер-министра Ансипа, в котором тот говорил о мировом кризисе, временных трудностях в экономике и о пенсиях. Серый сидел рядом и внимательно слушал. Ему казалось, что именно так должна выглядеть благодарность за колбасу, которую он уже умял.
Через минуту Ансип зевнул и выключил «Спидолу»— надо было экономить батарейки на вечер, так чего, спрашивается, тратить их на всякую ерунду? Он нацепил очки, склеенные по дужке изолентой, достал из тайника «Жизнь двенадцати цезарей» Гая Светония Транквилла, и углубился, пока светло, в описание пороков другого Гая — Калигулы. Рядом сопел мгновенно сомлевший Серый. Им обоим было хоть и по-разному, но хорошо…
Проснулся Ансип — тот, который выступал по радио — не сразу. Какое-то время он был в полудреме и плакал, потому что в этом состоянии вдруг понял, что есть рядом, в параллельном мире, другая жизнь, ему отвратительная своей незаметностью и непритязательностью. Но полностью лишенная той ненависти, которой наполнена его реальность.
А потом он окончательно проснулся. И уже к завтраку забыл этот свой сон.
Ваш комментарий будет первым