Выбрать часть: (01) | (02) | (03) | (04) | (05) | (06) | (07) | (08) | (09)
(10) | (11) | (12) | (13) | (14) | (15) | (16) | (17) | (18)
(19) | (20) | (21) | (22) | (23) | (24) | (25) | (26) | (27)
Стр. 67. …мудрость Дионисия Анонима, изрекшего некогда, что так же, как самое быстрое существо есть гепард, так самое липкое вещество есть золото.
Дионисия Анонима как конкретного человека никогда не существовало. Это псевдоним, носителем которого в разное время объявлялось до дюжины различных деятелей, живущих в диапазоне более двухсот лет, если считать от самого раннего из них до самого позднего. Мифический Дионисий был удобной фигурой, ему можно было приписать любые крамольные мысли, чем многие и пользовались. Именно поэтому за Дионисием числится ряд по сию пору злободневных парадоксов, например:
«Страшно помыслить, что могло бы быть, ежели власть над жизнями и думами простолюдинов всегда доставалась бы самым умным: все остальные давно сидели бы в клетках. Слава богам, выравнивающим шансы и допускающим к власти более дураков, нежели мудрецов!»
Это, казалось бы, излишне категоричное умозаключение имеет здравую основу, поддержать которую можно тысячами примеров. Как и следующее:
«Когда умирает император, мы искренне горюем. Затем столь же искренне радуемся восшествию на престол следующего цезаря. Но ликуем-то мы по причине смерти, вызвавшей смену правителей. Так почему бы не опустить горе, раз его всегда неизбежно сменяет радость, и не начать сразу радоваться смерти прежнего цезаря, еще до воцарения его преемника?»
Или:
«Чего правители не знают, то с легкостью додумывают. И сначала сами убеждают себя в своей правоте, затем берутся за нас. Поэтому не следует принимать на веру утверждения сатрапов – их убежденность в собственной правоте всегда зиждется на пустых фантазиях…»
Или:
«Полноценный диспут может получиться даже в том случае, если всё время говорит один и тот же человек. Кто в это не верит, тот никогда не состоял на государственной службе — достаточно близко к цезарю, чтобы слышать его монологи…»
Или:
«Мудрец в многоголовой толпе своих сограждан подобен моряку с потерпевшего крушение корабля: воды кругом – целое море, а пить нечего…»
С четвертого века Аноним на довольно длительный срок вышел из употребления. Рабовладельческий строй бурно прогрессировал в феодализм и на некоторое время писать анонимные гадости стало не модно. Затем Дионисия и вовсе позабыли.
Однако с двадцатого века можно наблюдать попытки его возрождения. Это очень тревожный симптом: Дионисию приписывается всё больше высказываний, никакого отношения к древности не имеющих.
Еще можно было понять, когда по поводу властей критически высказывался человек свиты и инстинкт самосохранения требовал от него сокрытия авторства. Но именно в наше время, когда любой имеет возможность смешивать с грязью каждого, появились новые страхи, ничего, казалось бы, общего с реальными опасностями не имеющие, и тем не менее, весомые.
В подтверждение сказанного приведем размещенное в интернете довольно типичное размышление, автор которого прячется за ником «Дионисий Аноним»:
«Сижу на кухне. Пью крепкий чай.
Ночь всё никак не закончится. И вот сижу, курю, отрывая фильтры, одну за другой…
Я — свободный человек. Но это лишь потому, что мои предки еще при жизни прошли через преисподнюю.
Спроси человека, как выглядит Джоконда — любой расскажет. А что у нее за спиной, кто помнит?
История – это лица. И мы видим святые лики Кутузова, Нахимова и еще нескольких сот человек на немом черном фоне. А кто вспомнит сотни миллионов крестьян, поставленных в строй за спины Скобелева и Брусилова? Тех, что молча растворялись в земле? Только мы, их потомки. И у нас больше причин гордиться своими предками, чем у потомков бояр и дворян, потому что наши за свой героизм ничего не требовали и ничего не получали.
Дед рассказывал, как воевал. Как схватил осколок, выходя из окружения, как попал в плен и чего только не натерпелся в дулагах Полесья.
Сбежал, партизанил. Снова встал в строй и дошел до Будапешта. Потом дал по морде одной сволочи в лейтенантских погонах с васильковой окантовкой, после чего восемь лет валил лес. Весь остаток жизни видел он в ночных кошмарах тот барак посреди тайги, где спасу не было от воров и их блатных шестерок. Ефрейтора Рейнеке по прозвищу Кишка из борисовского пересыльного лагеря и Леху Кота из Кизеллага мой дед до конца жизни считал исчадиями ада.
Еще он рассказывал про своего отца. Тот в свою очередь вспоминал курную избу, постоянный голод и дифтерит, убивший четверых из шести его братьев и сестер. А за озером – белый барский дом на пригорке.
Война с немцами. Потом еще одна, гражданская. Комиссары в кожанках, с деревянными кобурами на длинных ремнях… Даже в семьдесят он плакал от счастья, вспоминая, как горел тот дворец на холме. И много раз пересказывал, как в девятнадцатом поставили его деникинцы к стенке, дали в последний раз покурить, а потом разглядели в нем земляка… Надавали пинков в зад, да и отпустили на все четыре стороны. Как шел затем домой, голодный, но счастливый.
Мои предки хватались за топоры или прихваченные с фронта винтовки. Бунтовали и лили кровь как воду. Но чаще тонули в собственной.
Личный вклад каждого был ничтожен, но, связанные языком, верой и общей памятью, они своего добились – для меня. Так уж мы устроены: дети для нас важнее нас самих.
Добились не комфорта и регулярной сытости — об этом пусть мечтают животные в зоопарке. Человеку нужны свобода мысли для себя, чистый мир для его детей и простые понятные истины для всех. Причем простые вовсе не означает, что примитивные.
Но затем в дом, который я считаю своей крепостью, пришли незванные гости и заявили, что всё, что я делаю – я, по их мнению, делаю не так. Причем их убеждения – это с должным обаянием тысячи раз повторенная ложь, что, по их представлению, уже превратило ее в истину.
Десятки поколений твоих предков любили женщин, и именно благодаря этому мы живем. Мы и наши дети. Но вот по соседству с нами оказались странные пары, такие тонко чувствующие, такие однополые…
Ладно, подумал я. Ведь ощущение свободы для меня и в том, чтобы признавать право на выбор за всеми, кто рядом. Но ты должен, твердят мне, не просто признать собственную дикость по сравнению с ними, но и подпустить этих однополых ангелов к своим детям. Ага, сейчас…
Сотни лет моя семья ходит в одну Церковь. В ней разные иконостасы и купола, храмы стоят то на пригорке, то в низине у реки, но Церковь всегда была одна.
У меня нет заблуждений на свой счет: я плохой прихожанин. Но Бог свободного человека относится к этому с пониманием. Он знает, что истинная вера не в соблюдении ритуалов, она в готовности возлюбить ближнего своего.
Но для новых соседей мои тысячелетние традиции, мой образ жизни и отношение к вере, какой смысл не вкладывал бы я в это слово — хлам. Они им мешают, но приспосабливаться должен почему-то я, а не они.
Меня с детства учили быть критичным, уметь отличать правду от лжи. Видеть логику развития событий, связи между фактами. Именно так складывалось мое независимое мнение.
Если я и позволял манипулировать собой, то лишь из желания посмеяться над идиотами, считающими меня марионеткой, а себя — кукловодами. Тем более, что даже они видели края. Даже они иногда интересовались моим мнением.
Но незванные гости, когда смотрят на меня, видят всего лишь нуждающееся в дрессировке животное. Это они решают, чему и во что мне верить. Только они обладают монополией на истину.
И я понимаю, что меня опять считают крепостным. Рабом.
Я вижу фанатичный блеск в их глазах. Они строят новый мир с новым народом и их очередным фатерландом станет весь мир. Генная память шепчет мне страшное: когда они добьются своего, уже не будет никакого инакомыслия. Они, наученные опытом всех предыдущих строителей нового мира, этого не допустят.
Просто не станет инакомыслящих. Как уже бывало не раз, народ быстро и эффективно очистят от инородных элементов. Всё повторится. Только в этот раз цигарку перед расстрелом не предложат. И расстрела-то никакого не будет, а будут душегубка и ров – этот опыт у них уже имеется.
Или ничего этого не будет. Потому что жив черный фон, на котором гости не видят ни одного лица, но он дышит, думает и если будет нужно – снова выстроится за спинами новых мининых и пожарских.
Знаете, лучше не доводить до этого. Вам не понравится…
Откуда в окружающем меня мире вдруг стало так много двойных стандартов? Почему под терпимостью очень многие стали понимать ее прямую противоположность? Кому нужны пересмотр истории и ее откровенное извращение? Сплошные вопросы – и ни одного внятного ответа…
И вот я, отрывая от сигарет фильтры, сижу на кухне в едком табачном дыму. Пью сладкий крепкий чай и вспоминаю семейное предание о том, что вроде бы принес мой прадед с фронта пулемет. И, густо покрыв ружейным маслом, припрятал. Ведь рассказывал же старик своим сыновьям… Вспомнить бы еще, где он его закопал…» (см. также: Claudia Koonz The nazi conscience. Лондон; 2003).
Дионисий Аноним появляется тогда, когда становится опасно высказываться от своего имени. Наше время, при всём прогрессе технологий, постепенно становится именно таковым.
Стр. 68. …интуитивно догадался Присциан Мессий…
Присциан Мессий, в отличие от вымышленного Дионисия Анонима, был вполне себе реальный персонаж. В соответствующей статье «Энциклопедии, или Толкового словаря наук, искусств и ремесел» под редакцией Дени Дидро есть даже его портрет, пусть и составленный по описаниям современников: на почти круглом лице мясистый нос над маленьким ртом, наползающие на глаза пухлые щеки, густая копна зачесанных назад волос.
Мессий является единственным достоверно известным нам инженером-строителем из тех, кто сначала проектировал, а затем руководил сооружением 19-километровой крепостной стены вокруг Рима в последней трети третьего века. Хотя об этом факте сегодня никто и не вспомнил бы, кабы Присциан, обладавший разносторонними, хотя и несистемными познаниями, не высказывал ярко и безапелляционно свое мнение по всем вопросам мироздания, от космогонии до атомарного строения вещества.
В одном из своих сочинений, цитируемом более поздними авторами, Присциан раскритиковал идею песочных часов: песок в отличие от воды статичен, рассуждал он, и нелепо даже пробовать заменить клепсидры, водяные часы, устройством на его основе, это противоречит здравому смыслу.
Проект приливной мельницы Присциан высмеял по причине дешевизны невольников, крутящих мельничные жернова на обычных мельницах того времени: какой смысл тратиться на дорогостоящие постройки и механизмы, когда никто не знает, чем занять бездельничающих рабов?
Справедливости ради заметим, что до эпохи, когда безработицу начнут лечить внедрением концепции пожизненного обучения, было еще очень далеко. Хотя уже тогда главенствовало мнение, что рабов, так же как в далеком будущем – безработных, ни в коем случае нельзя кормить за так: пусть они в обмен на пособие занимаются самой бессмысленной деятельностью, лишь бы была она достаточно унизительна – чтобы вызвать желание трудиться хоть где-то и хоть кем-то.
Мессия, за его прямолинейность и категоричность выводов, обожал плебс: у него всегда были заготовлены простые решения для самых сложных проблем. Да и говорил он на понятном всем языке, не используя сложных, нуждающихся в дополнительном разъяснении слов. Вот вам, ко всему прочему, и готовый рецепт успешной политической карьеры.
Присциану верили еще и потому, что считали его любимцем богов: ими почитали всех, кто появился на свет благодаря указу Гая Юлия Цезаря, некогда повелевшему вскрывать умерших при родах женщин для спасения младенцев. Таких попыток делалось немало, но дети выживали очень редко.
Мессий — выжил, и смог бы достичь немыслимых высот, кабы в свое время не стал императором внук раба Диоклетиан, после египетского восстания питавший неприязнь к алхимическим книгам и алхимикам. Запретив их, он тем самым дал сигнал и к их немедленному уничтожению во всех провинциях империи. Тогда все приказы воспринимались буквально, а исполнители знали толк в дисциплине.
В результате Мессий стал жертвой репрессий — как человек, одним из первых предположивший возможность превращения одного вещества в другое посредством некой субстанции, существование которой очевидно, надо только ее обнаружить. И уж тогда, имея возможность получать в любых количествах золото из свинца, можно так развернуться!
В химии он ничего не смыслил, но сам того не понимая сформулировал основной принцип всех будущих теорий экономического развития: из любой грязи можно делать деньги, если убедить окружающих в своей правоте.
В то же самое время Присциан мог бы служить ярким примером фатального невезения: посланный одним из друзей Диоклетиана солдат повалил его на пол и сноровисто воткнул нож в подключичную артерию всего-то через пару дней после того как Мессий наконец открыл эликсир долголетия и вволю его напился. На вкус это была жуткая дрянь, так что Мессия жаль вдвойне: зря мучал он себя этим пойлом.
Многие поколения алхимиков после этого искали то, что для пущей ясности именовали «рецептом Мессия», но безуспешно. Ближе всего оказался к нему Реймонд Пров Старший, но в итоге он отвлекся на философию разума и до конца жизни яростно отстаивал свой безумный принцип, гласящий, что всякое заблуждение может быть опровергнуто разумными аргументами. Поскольку Реймонд вскоре погиб вместе с братом короля Людовика IX, Робертом I д´Артуа в седьмом крестовом походе, то повторное изобретение эликсира Мессия не состоялось.
Но наиболее известен был Присциан Мессий логично и ясным языком изложенным трактатом, широко известным под названием
«О явной невозможности извлечения пользы
для военных целей из
соединения навоза, известняка, древесной золы,
а также угля и серы,
как то предлагает бессовестный лжец Бертольдус Нигер,
и
разумное слово против уверения оного Бертольдуса,
что медный или свинцовый шарик
посредством
бронзовой трубки или иной конструкции,
по оси которой просверлена дыра с достаточно длинным
и прочным каналом,
может быть запущен быстрее,
чем из пращи при помощи упомянутого выше
соединения навоза, известняка, древесной золы,
а также угля и серы,
купно
критика третьего уверения оного Нигера о том,
что соединением навоза, известняка, древесной золы,
а также угля и серы
возможно подрывать стены любой толщины
— и даже римские».
Однако и это его сочинение было утеряно, сохранилось только название. Произошло это в результате разграбления Рима готами в начале пятого века, то есть во время события, которое могло и не состоятся, если бы не разнес в свое время Присциан в пух и прах идеи Бертольдуса Нигера касательно соединения навоза, известняка и древесной золы вкупе с углем и серой (см. также: Смит В., Вессон С. Энциклопедия взрывчатых веществ. Том 1. Порох. Уилмингтон; 1968, стр. 38).
Стр. 76. …Аврелий Фей, веселый киник с Родоса.
Упомянутый Фей, в молодости удалой гуляка и душа любой кампании, лучшие годы своей жизни прослужил в расквартированных на Родосе частях Первого Италийского легиона. Был Аврелий самый обычный армейский медик, хирург, последователь и почитатель Анастезия Фиди, то есть ни в грош не ставил желание пациента не только получить умелое лечение, но и выздороветь после него.
Лекарем Фей стал по настоянию отца; сам-то он медицину терпеть не мог и после смерти родителей искал только повод сменить род деятельности.
Когда после гражданской войны 69 года его легион должен был отправиться на тревожную дунайскую границу, где лично у Аврелия никаких дел не было, у него внезапно обнаружились избыток желчи в кишках и отеки нижних конечностей. Срочно покинув службу — после чего немедленно восстановилось и его здоровье, Аврелий остался на острове и занялся изготовлением отпугивающего змей средства из рогов платони, мелких родосских оленей.
Гадюк на острове хватало, надежное средство от них могло легко обогатить Фея, но, увы, его снадобье не внушало страха даже гусеницам. Все, кому он предлагал эту мазь, требовали ее проверки в полевых условиях. Получив за полгода семь укусов, Аврелий опять обнаружил у себя лишнюю желчь и отечность ног, только в этот раз эти симптомы были взаправдашные. Он стал реже шутить и ограничил общение со старыми друзьями.
Перебравшись в Беневент, Аврелий стал содержать школу гладиаторов и, ободренный первыми финансовыми успехами, даже завел семью. Однако бунт разъяренных скудной кормежкой и лютой муштрой курсантов погубил и это его начинание. У Фея стал портиться характер, он стал чрезмерно резок в общении.
Еще Аврелий Фей, перебравшийся к тому времени в Рим, без особого успеха торговал лошадьми, затем производил кое-что из корабельной оснастки, и хотел было взяться за строительные подряды, но тут в семье кончились деньги — и оставленное родителями скромное наследство, и приданое жены. Былой весельчак буквально на глазах превращался в угрюмого отшельника.
Фею пришлось вернуться в медицину. Поскольку лечение зубов сводит до минимума необходимость общаться с пациентом, то именно это обстоятельство стало для него определяющим при выборе специализации. Не он первый, не он последний.
Вскоре Аврелий стал широко известен как один из лучших дантистов Рима: болящие с восторгом отзывались о докторе, который лечит почти без боли. «Почти без боли» — это, разумеется, эвфемизм античного понимания этой формулировки. Пациента эпохи анальгетиков это «почти» свело бы с ума.
Еще в легионе и в гладиаторской школе Аврелий ставил опыты, в ходе которых использовал яды синих медуз-крапивниц и хищных моллюсков конусов в качестве обезболивающего; спустя несколько лет придавал бодрости лошадям можжевеловым дегтем, настойкой на корнях белены или соцветиях болиголова. Эти же препараты чуть позже прекрасно зарекомендовали себя при лечении зубов: почти никто из его пациентов не помер, а после прекращения опытов с упомянутыми выше конусами смертность и вовсе снизилась то ли втрое, то ли вчетверо. К Аврелию массово потянулись люди и наконец-то он достиг того уровня достатка, который представлялся ему достаточным.
Со временем Фей написал нескольких трактатов о болезнях зубов. В числе прочего выдвинул любопытную гипотезу, что собранные в детском возрасте молочные зубы можно использовать в зрелые годы в интересах того же человека, на замену пришедших в негодность постоянных зубов. На некоторое время в Риме даже вошло в моду складывать выпадающие у детей зубы на каминную полку. Но поскольку это совпало с неурожаем пшеницы в Египте и вызванным этим голодом на италийском полуострове, выражение «положить зубы на полку» приобрело несколько иное значение.
Долгие годы Аврелий собирал одну из интереснейших коллекций своей эпохи. Начало ей положил подаренный ему благодарным пациентом огромный треугольный зуб с наклонной высотой в два пальма с небольшим. Найден он был неподалеку от Парнаса, на побережье Коринфского залива, и Фей сразу понял, что это зуб Пифона, дракона, охранявшего некогда Дельфийское прорицалище. Тогда-то каждый образованный человек разбирался в драконах, не то что ныне…
Со временем Аврелию удалось приобрести такое количество подобных экземпляров, что пришлось задуматься: то ли пифонов этих на землях соседей-греков было невообразимое количество, то ли у единственного реального Пифона пасть была забита тысячами зубов. Что не может не представлять особого профессионального интереса для стоматолога.
Еще более интересной была реакция археологов, двадцать веков спустя в ходе раскопок на Авентине, вблизи Большого цирка, наткнувшихся на глиняный сосуд, в котором они, оторопев, обнаружили полторы сотни зубов ископаемого прародителя акул, мегалодона. В столицах империй всегда хватает чудовищ, откусывающих у людей головы как у цыплят, но мегалодон – это слишком даже для Рима!
Также Аврелий Фей некоторое время исследовал процесс смены зубов у слонов, в изрядном количестве населявших Рим. Фей едва ли не тридцать лет наблюдал, как два слоненка превращаются в гигантов, зафиксировал у каждого по шесть поколений зубов и тогда решил переключиться на животных, у которых замена зубов тоже носит пожизненный характер, но происходит быстрее.
Поэтому на восьмом десятке приобрел он три пары нильских крокодилов и поселил их в бассейне при своем доме на том же римском холме, Авентине. Но после землетрясения, когда рухнула ограждавшая бассейн стена и приятно удивленные крокодилы обнаружили как велик на самом деле мир, и как много в нем вкусного…
Двум чудовищам даже удалось добраться до Тибра, итогом чего стало резкое уменьшение поголовья водоплавающих в столице и ее окрестностях. К счастью для обожающих водные процедуры римлян, оба крокодила оказались самцами, и если даже и испытывали друг к другу нежные чувства, потомства оставить не могли.
Аврелий же, вынужденно расплатившись за искалеченных его любимцами соседских коз, собак и одного раба, который скорее всего сбежал, но был ушлым владельцем списан на крокодилов — после всего этого он потерял всякий интерес к научной работе.
На закате жизни Аврелий Фей погрузился в беспросветную мизантропию. В современной же мифологии он известен каждому как зубная фея, добрая и щедрая – именно Аврелий послужил для нее прообразом (см. также: Скорбут Г.Ф. Отдай мне свои зубы! Дьокуускай; 1991).
Аврелий довольно часто цитируется как в беллетристике, так и в специальной литературе. Так же, как и Публий Тит Клавдий, начальник лагеря преторианской гвардии.
Ваш комментарий будет первым