Перейти к содержимому

Поводырь (26)

Выбрать часть: (01) | (02) | (03) | (04) | (05) | (06) | (07) | (08) | (09)
(10) | (11) | (12) | (13) | (14) | (15) | (16) | (17) | (18)
(19) | (20) | (21) | (22) | (23) | (24) | (25) | (26) | (27)

Стр. 135. Спурий Гадесский, славный стоик, ученик Сенеки, уподоблял мир кусту, постоянно постригаемому усердным садовником.

Мало кто знает, чем конкретно они прославились, но их имена тем не менее известны практически всем. Аристотель, Пифагор, Сократ, Спурий… Великие мужи, спору нет. Разумением равные лишь богам и друг другу. С одной той разницей, что первые трое, Аристотель, Пифагор и Сократ, мыслили вопреки донимавшей их эпилепсии, а последний исключительно благодаря ей.

Спурий писал в основном на латыни, но мистическим каким-то образом до нас дошел полностью только его оригинальный сонник на файюмском диалекте коптского языка, в котором содержится множество чудных толкований.

Так, например, если высокая худая женщина с кошачьей мордой вместо лица подходит к тебе во сне крадущейся походкой и не смотрит в глаза, то это предвещает недоброе. Вши заведутся или в твой город назначат нового префекта, голодного и злого.

Сон, в котором из мутных глубин озера выплывает огромная рыба с маленькой головой на длиннющей шее, означает долгую дорогу на север, в Каледонию, к тамошним холодным озерам. Или на юг, к истокам Нила. Но это не столь очевидно… Нет, всё-таки в Каледонию.

Коли приснится, что в твою чашу, наполняемую вином из амфоры плюхается дохлая мышь, то вскоре медленно опустится с черного неба звезда, схожая очертаниями с осиным гнездом, и тощие зеленоватые подобия людей с огромными черными глазами утащат тебя неведомо куда. Или наоборот, сначала во сне зеленые человечки тебя утащат, потом в чашу плюхнется мышь: файюмский диалект позволяет двоякость в трактовании подобных лексических конструкций.

Если твой сосед явится тебе в ночном кошмаре переодетым в мясника покойником, то это хороший знак: можно быть уверенным в том, что он ничего не знает о твоих шашнях с его женой. Но это в том случае, если на его правом плече не сидит птенец розового пеликана.

Но вот если сидит, то это совсем другое дело. Трудно найти иной столь же грозный знак. Надо или спасаться бегством, или срочно что-то предпринять! Жаль только, из текста сонника не явствует, что именно.

После приснившегося в конце августа сжатого железными серпами пшеничного поля, по которому кружит в безумной пляске сонм покрытых гнойными язвами и коростой безумных карликов, случится страшное. Этот сон — вещий, увидевшему его в скором времени предстоит открыть в самой бедной части своего города элементарную школу и стать в ней учителем счета, письма и гимнастики.

Часть толкований была предназначена для детей и женщин. Спурий утверждал, что если ребенку приснится кентавр с головой и торсом отца, то быть ему в будущей взрослой жизни дрессировщиком, которого съедят его самые мелкие питомцы, голуби. Склюют как мякишь.

Если же придет дитяти во сне видение сирены с головой матери, то это предвещает в будущем попадание в плен к амазонкам, жить при которых ему придется лет тридцать, в качестве пролетария, производителя детей. Или наоборот, кентавр станет предвестником многотрудной и беспорядочной половой жизни, а сирена — знаком будущих страданий от языков завистливых подруг, этих нежно воркующих голубок. Ох уж мне этот файюмский диалект с его невозможными семантическими конструкциями!..

Еще Спурий утверждал, что если снится, что кимвалист, член группы сопровождения Орфея, вместе с ним вернувшийся из ада, сначала предложит увеличить количество струн на лире до одиннадцати, а затем встанет во главе восстания менад, добивающихся равенства полов, после же его подавления станет сначала канатоходцем, затем виночерпием в диком афиканском племени, то интересующийся тем, что означает такой сон, может случайным образом выбрать толкование любого из всех перечисленных в соннике видений — в качестве бонуса за пережитое ночью потрясение.

Но если снится, как твои славные предки копают котлован под новое море, то в этом случае толкование может быть только одно — твой мозг пережил суровое потрясение и последствия его будут ужасны.

Сонник Спурия содержит свыше пяти тысяч таких статей и всякому очевидно, что автор их должен был когда-то испытать неслабую встряску: ему наверняка постоянно снились лопаты и всё новые и новые котлованы.

Так оно и было в действительности: в юности Спурий зашиб голову, нырнув в затон на реке Иберус в незнакомом месте, где под водой напоролся лбом на полусгнившую сваю. Вскоре после этого случился с ним первый эпилептический приступ, после которого стал он рассказывать странные вещи, а иногда и вовсе говорить на языках — то непрестанно прищелкивая языком, то посвистывая на каждом слове — принадлежность которых никто в его родной Бетике определить не мог. Вот хотя бы на том же файюмском диалекте. Что до крайности пугало его несчастных родителей.

Отец Спурия владел небольшим поместьем рядом с Кордубой и старался держать явно больного мальчика в его границах. Таким образом, между эпилептическими приступами Спурий обучился уходу за растениями и правилам устройства сада.

Достигнувший совершеннолетия Спурий был немедленно отправлен отцом, которого уже до белого каления доводили пересказываемые сыном ночные видения, в Рим. К тому же почтенный родитель Спурия уже начинал опасаться разорения: яички медведя, вымоченные в кобыльем молоке, и выдержанный в уксусе сушеный мозг верблюда – это, разумеется, лучшие средства от эпилепсии, кто же из-за подобных пустяков с докторами спорить будет, но такие дорогие! А вода, настоянная в черепе убитого железом мертвеца, юноше уже не помогала.

В столице Спурий немедленно явился засвидетельствовать почтение Луцию Аннеке Сенеке, наставнику юного Нерона. Сенека в то время располагал такими богатством и влиянием, что почитался многими подлинным властителем империи. Хотя лучше бы ему было меньше думать о приращении достатка, а больше внимания уделять нравственному воспитанию своего самого высокородного ученика.

Спурий, имевший намерение получить какую-нибудь государственную должность, со всем уважением вручил ему огромное количество прекрасных подарков от земляков из Бетики: одно только их представление заняло полдня. За это время он покорил Сенеку и нашел в доме философа кров и стол. Где и остался на долгие годы, ибо Сенека был не дурак отказывать в гостеприимстве специалисту по редким растениям с Иберийского полуострова.

Спустя семь лет, в течение которых Спурий терпеливо ждал своего шанса, ему представилась возможность дать Нерону пару полезных советов по устройству сада на Палантине. Император же, желая иметь Спурия поближе к себе, освободил место адвоката своего казначейства — предыдущий адвокат был тут же удавлен его же поясом ввиду срочной государственной на то надобности — и предоставил эту вакансию Спурию.

В очень короткий срок после этого Спурий сколотил состояние, которое хранил на борту принадлежащего ему корабля, стоящего на приколе в порту Остии. Причем не было на нем ни одной монетки, зато часть деталей оснастки отлили в Коринфе из чистого золота, покрыв затем медью. Для неизлечимо больного он, несомненно, обладал здравым смыслом в мере значительно выше среднего. И очень хорошо считал деньги, для садовника так просто идеально.

Спурий был на вилле Сенеки, когда тот получил приказ Нерона покончить жизнь самоубийством. Печаль и сочувствие гостей философа были безграничны. И молодой адвокат, проявив беспримерное мужество, тут же выразил горячее желание умереть вместе с учителем. Но когда он всего лишь на минуточку вышел – как говорится, только родных перед смертью проведать – с ним приключился эпилептический приступ, от которого Спурий чудесным образом опамятовал уже на родине, в Испании, где, собственно, вся его семья и обитала.

Так благодаря Спурию Гадесскому в латинский язык вошло крылатое выражение «чем дальше родня, тем длиннее жизнь». Оно допускает два прямо противоположных толкования, как, собственно, почти всё, со Спурием связанное.

Неизвестно, где он прятался и чем занимался до бесславной кончины Нерона, но после того как приспело известие, что император перерезал себе горло, Спурий, к великому огорчению своего отца, объявился в Гадесе, где еще почти полвека занимался разведением садов. И пользовался у себя на родине известностью как соратник Луция Аннея Сенеки, не раз дававший тому мудрые советы.

Иногда он собирал в своем поместье адептов Сенеки и за скромную плату излагал им всё новые и новые подробности последних мгновений жизни великого поэта и философа: Спурий мог их живописать недели напролет.

Стр. 137. В сравнительно юном возрасте осознал он правоту донельзя грустной сентенции Кассиана Руфина, на склоне лет опечаленного тем, что самые красивые женщины беременеют, как правило, не от нас…

О Кассиане Руфине, рабе Марка Кокцея Нервы, историки знают даже больше, чем было известно о себе ему самому: такова участь всякого, кто интересен общественности. А Кассиан, сперва отпущенный Нервой на волю и заслуживший годами верной службы должность камергера, при том же Нерве, уже ставшем императором, был ей интересен сверх всякой меры.

Он обрел известность в Риме после того, как посоветовал императору, ищущему поддержки черни из предместий, создать алиментационные, пенсионные и даже благотворительные лечебные фонды, распределяющие пособия детям бедных граждан Рима и вспомоществование престарелым. Нелишне добавить, что и тем и другим выборочно оплачивалась также как медицинская помощь, так и ритуальные услуги после нее.

Нерва правил недолго, но эти полтора года Кассиан прожил в атмосфере постоянной травли: патриции и сенат считали, что предложенные им нововведения нарушают права граждан Рима свободно голодать и болеть, а также своевременно попадать в царство мертвых, в Аид.

Через некоторое время Руфин осознал, что теперь по-настоящему популярен: он стал узнавать доселе неизвестные ему подробности своей биографии из сплетен, которые взахлеб пересказывали друг дружке рыночные торговки на всех городских форумах. В наше время, храня от распада связь времен, базарные пересуды благородно взяли на себя средства массовой информации – за что им честь и слава.

Благодаря тем же патрициям и сенаторам стало достоверно известно, что Руфин был подлый заговорщик, подстрекатель и бунтовщик: он то ли участвовал в заговоре против Домициана, то ли пытался его спасти. Неважно. В зависимости от того, в каком углу сената это обсуждалось, криминальным могло считаться и то и другое.

Также патриции уверяли, что Кассиан сожительствовал с весталкой Туккией и всеми ее одетыми в белые одежды подругами, в целом же был прелюбодей, не разделяющий по полу жертв своей похоти — как людей, так и животных.

«А еще, как всем хорошо известно, он мочился на статую императора!.. Ту самую, что еще Нерон поставил в честь Нервы на Палантине, — хриплым голосом каждый раз завершал перечень обвинений сенатор Децим Флавий. — Похожего на него человека рядом с ней я лично пару раз сам видел, — всё твердил он. — Это чрезвычайно подозрительно. Что еще делать нормальному человеку у отдельно стоящей статуи вечернею порой, как не орошать ее своей мочой?»

Также Кассиан, занимаясь колдовством, якобы наводил порчу и эпидемии на целые провинции. Моровая язва, что ввергла в уныние весь Рим в позапрошлом году, утверждали сенаторы, однозначно его рук дело. Однако хуже всего было то, что этот ведьмак мог не только сглазить, но и снять порчу, но этим своим талантом пользоваться не желал.

— Поели мы на Сатурналии копченых угрей у почтенного Юлия Страбона. С душком оказались угри, он их для рабов своих, оказывается, закупил… Потом аж до Ларенталий маялись. Так он пальцем о палец не ударил!

— Я сам сходил и понюхал статую божественного Нервы. От нее несет мочой! — добавлял свои пять ассов седоволосый Децим Флавий. — И обоссать ее мог только такой циник, как этот негодяй Руфин!

Патриции заклеймили Кассиана пиратом во Внутреннем море и разбойником на каждой тропе, отравителем и убийцей, вором, поджигателем и завзятым насильником.

Еще они утверждали, что он, мол, подкупал судей и брал взятки сам, лжесвидетельствовал, похищал завещания и свободных людей.

— Про статую не забудьте, — всё нудил старый маразматик, сенатор Флавий. — От нее…

— Воняет Кассианом! — нестройным хором поддерживали его прочие сенаторы. — Знаем! Сами нюхали… Не забудем!

Кассиан Руфин, что почти стопроцентно было доказано, одновременно и уклонялся от воинской повинности, и умудрился дезертировать аж из трех легионов. Что, если вдуматься, несколько противоречит здравому смыслу, но так ли это важно, если оговор и клевета направлены на кого-то другого, не на тебя?

Здравый смысл что гузка жареного цыпленка: каждый, кто берет с блюда кусок, окорочок или грудку, пускает при этом слюни, мечтая о хрустящей попке. Но жопа цыпленка всегда достается кому-то одному, ее никогда не хватает на всех. Поэтому человек, мыслящий здраво, сразу отказывается от использования здравого смысла в своих умопостроениях.

Еще Руфин подменял важные государственные документы и всякими иными способами изменял Риму. Был Кассиан по одной из версий своих друзей-сенаторов, само собой разумеется, еще и отъявленный фальшивомонетчик.

И все же, несмотря на предполагаемую универсальность интересов, делающую из Кассиана равную богам легендарную личность, большинство авторов считает Кассиана Руфина неким обобщением, всего лишь олицетворяющей бюрократический аппарат нелепой выдумкой.

Стр. 142. Как подметил Марциан Гадарский, мало какая вольная птица питает нежные чувства к своей клетке.

Марциан был почтенный меценат, много помогавший поэтам и художникам. Сведения о нем сохранились благодаря сочинениям его друзей, гостей и клиентов.

В своих путевых заметках, в свою очередь цитируемых более поздними авторами, Пробус Куриаций, например, рассказал:

«…Серапиона настолько возмутило скудоумие, с которым Евсей со товарищи оспаривал авторитетнейшее мнение Аристотеля о наличии у мух восьми лапок, его так взбесило их предложение поймать муху и посчитать ее конечности, что он повелел слугам гнать их вон из его дома. Не мух, а шайку Евсея.

Тогда Марциан, посмотрев на обескураженно толпящихся у дверей гостей, дал Серапиону добрый совет: не гони от себя глупцов. Если рядом с тобой не будет дураков – сравнивая с кем смогут люди оценить твой выдающийся ум? Как им понять, что ты умен?»

Следующая цитата взята из записей достопочтенного хрониста Германа Викторина:

«…Илия же красноречиво вещал об Иегове, о сотворенных им чудесах, его распятии и воскрешении. Но когда он заговорил о жизни вечной, пришел легат Бут, недавно ставший наместником Сирии Палестинской. Человек упрямый и жестокий так, что даже жертва тигра, поедаемая им заживо, могла бы заключить, что всё не так уж и плохо – ведь она не досталась Буту.

Упомянутый Илия знал, что тому поручен, в числе прочего, розыск христиан. Он тут же замолчал, а впоследствии, тем же вечером, вместе со всеми принес жертву Юпитеру и богоравному Императору.

На следующий день я спросил Марциана, не опасается ли он злых последствий от присутствия в его доме последователя Иеговы?

Иметь убеждения, но не иметь смелости их отстаивать, ответил Марциан, означает то же самое, что не иметь убеждений вовсе. Какой он, клянусь Виртутой, христианин? Так, испуганный попугайчик в лисьей норе…»

А Максимилиан Лавр приводит в своих мемуарах такую историю:

«Прибывший из Рима гость, недавно побывавший во Фризии, где он был с дипломатическим поручением чрезвычайной важности, долго рассказывал о том, какие там зимы, как трудно жить среди снегов и даже приказал рабу принести сундук с теплыми вещами из шкур диковинных животных.

Поведал он и то, при помощи каких уловок их отлавливают. Со знанием дела описал он силки и ловушки — и их устройство, требующее лишь бревен и жильных ниток, получаемых из ножных сухожилий оленей или лосей. Также со всей убедительностью рассказал он о том, как опасен охотничий промысел.

Марциан, осмотрев эти скроенные из ценных шкур вещи, сказал неожиданное: воротник зимнего плаща – это всегда именно то место, куда рано или поздно попадают самые глупые горностаи. Так и самые глупые люди очень часто оказываются на вершинах жизни. Но они всегда умеют представить себя так, что мы своими жизнями готовы пожертвовать — лишь бы они там очутились. Так кто из нас более глуп?»

Герман Викторин упоминает Марциана два раза, причем во второй раз с глубокой печалью: в очередной раз посетив Сирию, он обнаружил на месте усадьбы Марциана пепелище, и никто не смог или не захотел ему рассказать, что привело к столь горестному итогу жизни великого остроумца. Но это же дало повод вспомнить слова Марциана, прозвучавшие на дне рождения одного из его знакомцев: «Дожил до шестидесяти и за всё это время не нажил врагов? Да ладно! Ты жил ли вообще?»

Стр. 146. …Порфирий Страда, много и нудно рассуждавший о справедливости в перерывах между декапитациями…

Порфирий Страда родился в Наисе, в семье гончара. Первые семнадцать лет жизни он месил глину, вращал гончарный круг и поддерживал огонь в печи. Думая, что будет этим заниматься всю жизнь – до тех пор, пока не встретил вербовщика одного из расположенных в Нижней Мёзии легионов.

Страда воевал под началом Константина и особо отличился в битве у Мульвиева моста, после чего был переведен в гражданскую службу: сначала он трудился ликтором, затем, не покладая рук, придворным палачом Константина I Великого, вместе со всем двором переехав в должное время в Византий.

Многим ради респектабельной старости в окружении круглощеких внуков приходилось в юные годы пускать реки крови, Страде же довелось этим заниматься всю жизнь. Но нельзя сказать, чтобы эта работа так уж обременяла его совесть. Да что греха таить: больше всего ценил он в своей жизни мгновение, когда сначала, рассекая воздух, легкомысленно свистнет меч, а затем откатывается в сторону очередная голова с изумленно вытаращенными глазами.

Карьерный рост Порфирия стал заслугой его верности и исполнительности. Для него не существовало невыполнимых приказов. Начальник дворцовой стражи утверждал, что если он прикажет Порфирию обтесать мясо с его собственных ног — Страда снимет штаны, возьмет свой самый острый нож и спросит, с какой ноги начать, правой или левой.

По твердому мнению всех встречавшихся с ним более одного раза современников, ко всему прочему Страда отличался редкостным для своего времени социальным оптимизмом и стремлением к поиску новых и оригинальных путей морального самосовершенствования. Был он, разумеется, отъявленный садист, отрицать это просто невозможно, но в то же время и безмерно творческая личность.

Страде сверх всякой меры нравилось морализаторствовать. Он строчил первые в истории небольшие прозаические повести, аналоги которых много позже будут названы рождественскими историями. Щедро подавал нищим, хотя все они знали, что в обмен за это каждому из них придется придумать поучительный рассказ из своей жизни, в котором силы небесные накажут его за лень, чревоугодие или супружескую неверность — так Порфирий искал сюжеты.

На своем рабочем мече он приказал выгравировать слова: «Сложности возникли в твоей жизни, сквернавец, от неспособности понять самые простые истины: не убий и не укради». Совершенно понятно, почему его, так опередившего свое время, современники считали занудой.

Еще Страда слыл умелым спорщиком. Без колебаний он, в случае необходимости, и придумывал древних мудрецов, и вкладывал в их уста слова, нужные ему для подтверждения своих позиций. Но как раз этому его достижению никто в современности, само собой разумеется, не следует.

Много лет служа Константину, Порфирий, в силу пытливости ума и стремления исправить мир, стал заниматься тем, что вовсе не входило в его должностные обязанности.

Именно Порфирий был основателем и содержателем первого в мировой истории приюта для бездомных животных, часть из которых, следует признать, лишалась хозяев благодаря и его скромным усилиям (см. также: Лаврентьев Б. Чем кормил своих собак Порфирий Страда, любимый палач императора Константина? С.-П., «Вопросы истории» нр 2; 1993, стр. 70).

Особенностью этого приюта было отделение, где в вольерах содержались выброшенные в силу дряхлости на улицу рабы. Их там мыли, кормили и лечили. В периоды же безденежья Страда просто собирал их в кучу, полагая, что дать голодным и больным, покрытым коростой отверженным возможность умереть не в одиночестве – уже благое дело. Некоторые исследователи делают из этого вывод, что Порфирий может считаться и основателем первого в истории человечества дома престарелых. Это самым понятным образом объясняет, почему множество приютов по сию пору выглядят так, будто находятся на попечении пыточных дел мастеров.

В конце первой трети четвертого века Страда стал постоянным издателем литературного альманаха «Форум Быка», выходившего аж семь лет. Им был подготовлен всего один номер, зато в двух экземплярах и с цветными иллюстрациями (см. также: Львов Ш. Порфирий Страда как законодатель литературного процесса IV века. С.-П., «Вопросы истории» нр 4; 1997, стр. 22). Что и говорить, полторы тысячи лет назад талантливые люди гораздо серьезнее относились к творчеству и если уж чем занимались, то времени на это не жалели.

Будучи земляком императора Константина, тоже родившегося в Наисе, он пользовался этим без зазрения совести и постоянно, хотя и безуспешно просил установить сдельную оплату труда для работников его цеха, славных парней — палачей и их подмастерий (см. также: Келли Л. Порфирий Страда и зачатки профсоюзного движения в бассейне Мраморного моря. С.-П., «Вопросы истории» нр 3; 2008, стр. 41). Предположительно он пользовался немалым авторитетом в их среде, в которой только многолетний опыт мог гарантировать достижение совершенства, то есть столь нужных в работе палача идеального угла заострения и правильного класса шероховатости лезвия, такоже образцовой геометрии режущих и рубящих поверхностей.

Была в жизни Страды и темная сторона. Его общественные нагрузки были весьма обременительны, а издержки на благотворительность такие, что могли бы разорить любого богача. Поэтому Порфирий сначала ввел практику групповых экзекуций: чем больше казнимых, тем меньше приглядываются зеваки к их лицам. Затем начал заменять приговоренных, чьи родственники или сообщники готовы пойти ради спасения их жизней на некие траты на тех, кто подходит по внешним данным (см. также: Пребиш Р. Порфирий Страда как предтеча стратегии импортозамещения. С.-П., «Вопросы истории» нр 1; 2015, стр. 47).

После сорока лет верного служения Страда был отставлен от государственной службы по профнепригодности: он сложил с себя должность палача, когда из-за патологического тремора рук и прогрессирующей катаракты стал своей секирой или мечом — или чем там было в тот или иной исторический период модно рубить головы – стал чаще попадать по плахе или по своему очередному помощнику, чем по провинившейся перед законом шее.

Страда, очень ответственно относившийся ко всему, чем в течение жизни занимался, не желал остаться в памяти потомков криворуким неумехой. Выйдя на пенсию, он переехал в небольшое поселение Евдом в пригороде Константинополя, но некоторое время еще вел активный образ жизни, часто встречаясь с юношеством, которому рассказывал о своих великих свершениях в контексте укрепления императорской власти.

Жил отшельником, хотя любил в кругу своих сверстников порассуждать иногда на тему «вот раньше всё было по-другому, гораздо лучше было всё…»

Часто ходил на местную скотобойню, сначала — полюбоваться забоем баранов и быков, потом, когда ослеп на оба глаза — послушать сопровождающие этот процесс звуки.

Иногда, сидя под пальмой в скромном атриуме своего дома, он замирал, будто к чему-то прислушиваясь, при этом легонько шаркал правой ногой по полу и водил перед собой руками так, будто мял кусок глины. Всегда после этого, пискливо поскуливая, долго беспричинно плакал.

Стр. 326. Уступи дорогу хорьку, но напади на медведя. Сильный может уступить, говорил Кассий Тернийский, слабый должен драться…

Достоверно установлено, что Кассий Тернийский был человек низкого звания, родом из Умбрии; всем, что имел, был он обязан лишь собственной отваге и бережливости. В одном из музеев Родоса хранится его скульптурный портрет: заползающие в рот носогубные складки, признак жесткой меркантильности, и высокий лоб над холодным прищуром глаз являют нам типичного управленца той поры.

Карьера Кассия началась в Готской войне, под рукой императора Валента. Зашедший далеко за Дунай легион Кассия нес большие потери и через два года кампании стал он старшим центурионом. Однако тяжелое ранение отправило его в отставку.

Поправив здоровье, Кассий отправился туда, где были виды на продвижение по службе, а именно – в Британию, в ту пору уже покидаемую римлянами. И Кассий, начав с гражданской службы в Лондониуме, вскоре вновь взял в руки меч.

Вместе с Феодосием он рубился со скоттами и пиктами, шаг за шагом оттесняя их к валу Антонина. И не упускал ни единой возможности отложить что-нибудь на старость, что приводило порой к разногласиям с законом.

В результате был Кассий Тернийский из Британии отправлен в метрополию, где старые друзья нашли ему должность префекта в Абдерах. Не прошло и десяти лет как выяснилось, что его заблаговременно прикупленное поместье на Родосе неимоверно разрослось и стало приносить доход, многократно превышающий прибыль от службы.

Кассий оставил место префекта в Абдерах, где за избавление от множества пиратов, а также за полное обновление водопровода была благодарными горожанами поставлена ему статуя. Остаток жизни провел в Камиросе, изредка посещая свое поместье, где вел долгие беседы с управляющим. В результате появились «Родосские монологи», процитированные автором.

Стр. 352. …как говорил Стигус Бракх, черпая песок ложкой — бездну не заполнишь.

Сведения об упомянутом автором Стигусе Бракхе составители данных примечаний искали в комментариях ко всем известным трудам античности. Затем обратились к энциклопедическим справочникам. Не получив желаемого результата – потревожили запросами не менее дюжины уважаемых в историческом сообществе ученых.

Самый любопытный ответ дал академик Хоменко. Напомнив нам военачальника Ливийской династии фараонов Египта по имени Стигекхемкхеперра, затем — верховного жреца Нововавилонии, известного как Стигохудопаласар, он в своих рассуждениях дошел до видного чиновника империи ацтеков Стигутцалькоатля. И из совпадения первых букв в именах этих достойных персонажей сделал вывод, что все они – и наш Стигус в том числе – это один и тот же человек. Выбирайте любого. Хотя про нашего Стигуса Бракха он, мол, слышит впервые. В общем, лучше бы и не спрашивали.

Поэтому, наплевав на все свои принципы, составители обшарили все поисковые системы, до которых смогли дотянуться: Yahoo!, Ask Jeeves, Яндекс, Google, Нигма, Bing, Baidu. Осталось лишь поделиться результатами проведенного исследования.

Стигусов было обнаружено два, из которых один оказался даже не настоящим, а вымышленным троллем, второй же Стигус, как выяснилось — это четвертый круг ада, населенный гелугонами, белыми корнугонами и булугонами.

«Как же так? – пришли в отчаяние составители. – А где же, по-вашему, жить сисигонам и синим корнугонам?» И получили однозначный твердый ответ: в Миноросе. Это, если что, третий круг ада.

Гораздо лучше обстоят дела с бракхами: их в осязаемом мире тысячи, от собаки неведомой породы и всемирно известного бренда измельчителя твердой пищи на тридцать человек, для домов престарелых, до экскурсовода по памятным местам и музеям Мальты, предлагающего свои услуги в Уфе.

Однако комбинацию «стигус бракх» обнаружить не удалось. Да был ли он на самом деле? Нашими ложками, действительно, эту стигусову бездну никак не заполнишь.

Комментарии

Опубликовано вКнига

Ваш комментарий будет первым

Добавить комментарий