Автор: Михаил Стальнухин

«Ведущие политики двух крупнейших правящих партии — Реформистской и Союз Отечества и Республики — впервые открыто признали острые противоречия с социал-демократами, что указывает на возможность изменения коалиции»
Тройственный союз на грани раскола

Когда министр внутренних дел вошел в полицейский участок, по стойке «смирно» вытянулись все, даже служебные собаки.

— Показывайте, где эти… сказочные персонажи? — потребовал Пихл. Его тут же проводили к камере предварительного заключения. Министр заглянул в глазок.

На дощатых нарах, свернувшись клубочком вокруг грязной лопаты, мирно посапывала одна фигура. Второй человек, мятый и всклокоченный, уже проснулся. Одной рукой он нервно почесывал бороду, другой — ощупывал забинтованный левый глаз, явно не понимая, что с ним приключилось.

Пихл щелкнул пальцами, дверь со скрипом распахнулась, пропустила министра, и с лязгом захлопнулась. На все эти звуки проснулся и второй задержанный. Встреча руководителей правящих партий началась.

— Привет, камрады! — широко улыбнулся Пихл. — Как самочувствие? Может, пивка плеснуть на каменку?
— Еще и издевается! Я всегда подозревал, что ты садист, — заявил бородач, оказавшийся Лааром. Пихл достал из кармана две банки зеленого цвета. — Да ты просто святой человек! — тут же изменил мнение Лаар, жадно схлебывая пену. Сидящий рядом Ансип продолжал хранить осторожное молчание.

Партия реформ и Союз Isamaa и Res Publica заговорили о сгущающихся над союзом правящих партий тучах. По мнению политиков, которые говорят о признаках развала коалиции, социал-демократов могут заменить на Народный союз.
Правительство не доживет до понедельника?

— Отдай лук! Мне стрелять! Я, между прочим, в прошлом — историк, и, в отличие от тебя, знаю, как это делается, — заявил Лаар-царевич своему названному брату.

— А я, — спокойно возразил Ансип-царевич, — бывший коммунист, и стрелять могу из чего угодно, даже из палки. И папенька-президент, между прочим, меня назначил любимым старшим братом… то есть сыном… то есть самым умным… Отстань!

Лаар огляделся. Палок, как назло, видно не было, зато камней вокруг валялось — хоть завались. Лаар-царевич поднял с земли увесистый булдыган, протянул его Ансипу:

— Ну, стрельни хоша бы из этого!..

Очнулся Лаар довольно скоро. Голова гудела, ощущалось также неприятное давление в области паха. Он повернул голову вправо, и увидел на земле свои очки: стекла разбиты, по заляпанной кровью дужке ползет радостный муравей.

«Неужели это смерть? — думал Лаар-царевич, совершенно новым завистливым взглядом глядя на траву, на полынь и на струйку дыма, вьющуюся от недокуренного черного окурка сигары. — Я не могу, я не хочу умереть, я люблю жизнь, люблю эту траву, землю, воздух…» — Он думал это и вместе с тем чувствовал, что на него смотрят.

Он скосил глаза вниз, в направлении ног. Там, опершись на стрелу, наконечник которой и причинял Лаару болезненные ощущения в зоне бикини, стоял Ансип-царевич.

— Очухался? — спросил он. – Так я стреляю?

«Несмотря на то, что хутор Эрма принадлежит Т.Х.Ильвесу, предприятие Eesti Energia направило договор и счет на 300 тысяч крон за перестройку элетростанции в президентскую канцелярию»
Личные дела президента решает его канцелярия

Ильвес как мог строго посмотрел на заведующего своей, президентской то есть, канцелярии, вбежавшего в кабинет по «тревожному» звонку.

— Ну и что я, по-твоему, буду там делать без электричества? — спросил он с надрывом. — С Эвелиночкой — и без энергии?

— Где? — не понял заведующий.

— На хуторе на своем, на Эрма, — пояснил президент.
— Не знаю, — честно признался начальник канцелярии. — А что, свет отключили? Мы вроде исправно платим… Может, провода просто кто-то срезал?
— Как с вами трудно, с местными… — вздохнул президент. — Ставлю вопрос ребром: зачем тебе вторая канцелярия? Вот зачем нашей милой, но маленькой родине целых две президентские канцелярии?
— Две? — удивился заведующий. — Абсолютно незачем. Тут и с одной-то не знаешь… — начал он, и прикусил язык. — А откуда, собственно, информация? — спросил он, вопросительно кивнув куда-то в потолок.

— Да нет, — поморщился Ильвес. — При чем тут ЦРУ? Да и зачем? Если про это уже в интернет-версиях газет пишут.
Президент кивнул на монитор своего компьютера.
— Решил в русском языке поупражняться, влез в интернет — и на тебе — сплошное расстройство! Читай! — скомандовал Ильвес и сам повел пальцем по строчкам текста:

«В Эстонии было много разных министров финансов, и нынешний министр Ивари Падар совсем неплох, может быть единственная его проблема, что он хороший человек, сказал член парламента Игорь Грязин»
Грязин: Падар просто слишком хороший человек

Заседание правления Партии Реформ уже закончилось, все разошлись по домам, и только премьер-министр и депутат парламента Грязин продолжали разговор. Рядом, недовольно ворча, елозила тряпкой по паркету уборщица.

— Натащут грязи, убирай тут за ними, — бурчала она.
— А? — откликнулся Грязин.

— Не отвлекайся, тебя никто не звал, — скомандовал Ансип, и звонко пощелкал пальцами перед лицом парламентария.

— Но я же слышал… — запротестовал было его собеседник, но, взглянув на премьера, сконфуженно замолчал.
— Вот ты что сказал? — спросил Ансип после короткой паузы. — Ты, партайгеноссе, сам-то себя понял?
— А я что? — стушевался Грязин. — Я — ничего…

«Вот именно — полное ничего…» — подумал премьер, и прислушался к реакции. Но Грязин в ответ ничего не подумал, поскольку просто не имел подобной привычки.

«Интересно, что у него в голове творится?» — задумался Ансип и заглянул туда, где у прочих его коллег обычно клубились какие-то мысли. Подсмотренное им один в один копировало творчество Роберта Хардгрейва — красиво, пышно и абсолютно непонятно, как с таким можно жить.