Автор: Михаил Стальнухин

«Последнее свое путешествие Гулливер совершил в страну гуигнгнмов, удивительных лошадей. В этой стране были и люди, так называемые йеху, но они находились на очень низкой ступени развития и содержались в рабстве у гуигнгнмов. В Гулливере, несмотря на его ухищрения, узнали йеху, но, признавая его высокое для йеху умственное и культурное развитие, содержали отдельно на правах скорее почётного пленника, чем раба».

Автор пересказа неизвестен

Ансипу снился сон, в котором он во второй раз читал текст, подсунутый ему министром иностранных дел:

«Мы, люди Латвии, просим Швецию оккупировать нас. По нашему мнению существование Латвии, как государства, лишено смысла», — такими словами начинается петиция, под которой подписалось уже 12 259 человек. Автор письма, латышский студент, сообщил, что петиция является протестом против правительства, которому он больше не доверяет».

— Что ты мне вечно всякую гадость подсовываешь? И какое это имеет к нам отношение? – спросил он в своем сне, брезгливо отбросив в сторону распечатку.

Паэт поднял лист с пола, засунул его в папочку и тщательно завязал на бантик тесемки.

— Гадость то она гадость и есть, конечно, но посовещаться таки необходимо. Тут мыслить надо глобально и стратегически, на перспективу, в духе основополагающих тенденций развития цивилизованного мирового сообщества.

Однажды Ансип позвонил президенту.

— Слушай, камрад, — сказал он. – Тут такое дело…

Президент подумал – «Да кто ты такой!», и меланхолично хмыкнул:

— Да знаю я твои дела.

Премьер-министр подумал в ответ – «А ты кто такой!», досчитал до десяти и спокойно продолжил:

— Мне тут один камрад показал проект твоих ответов на вопросы «Актуальной камеры». Ты там, типа, говоришь, что «экономический спад, конечно, неприятное явление, но следует помнить, где была страна 10, 15 и 20 лет назад».

Президент на своем конце телефонного провода досчитал до пятнадцати и сравнительно равнодушно буркнул:

— Оторву я когда-нибудь руки этому твоему камраду. Вместе с погонами. Или из сотсиаал-демократической партии выгоню на фиг. Поработает охранником или инкассатором – может тогда соображать начнет – чьи проекты кому показывать можно. Ну, а твои претензии в чем?

— В числительных, — ответил Ансип и досчитал до двадцати. – Да ты же не местный, откуда тебе знать…

Премьер-министр немного помолчал. Президент молчал тоже – считал до двадцати пяти.

Часы на таллинской ратуше пробили ровно полночь. К монументу Свободы на одноименной площади съезжались лимузины. Выходящие из них господа недоуменно оглядывались по сторонам, сгрудившись неподалеку от полотнища, прикрывавшего монумент.

Некоторое время слышалось только завывание ветра, потом прозвучал звук каннеля. Собравшиеся ринулись на звуки знакомой мелодии, откинули край материи и заглянули под серое полотнище. В глубине образовавшегося пространства, на лавке возле постамента сидела Свобода.

— Итак, дорогие мои, я пригласила вас, чтобы внести ясность в некоторые вопросы. Когда 17 лет назад я, наконец, победила, то отдала вам все права на плоды этой виктории. Я условия этого соглашения соблюдала честно, чего нельзя сказать про вас…

— Но, Свобода, мы не понимаем, о чем речь? – удивился один из господ, поправляя бабочку на своей шее.

— Об этом! – Свобода подняла вверх несколько томиков. – «История Эстонии», в разных изложениях для разных возрастов.

— Ну, а ты что, камрад?

Министр иностранных дел Паэт оглядел коллег, затаивших дыхание в ожидании ответа, и солидно продолжил:

— Ну, а я им так и рубанул – не больно-то и хотелось! В общем, не хотите приглашать – и не надо, мы, типа, не напрашиваемся. Они так и обалдели, иракцы эти. Они, небось, думали, что их упрашивать будут, мол, разрешите нам еще немножко вам помочь, типа – повоевать в Ираке, а я им решительно так, как отрезал — нет, говорю!

Паэт потянулся за своей рюмкой и члены правительства, поняв, что он закончил, разом повернулись в сторону министра юстиции Ланга, который в этом году был верховным судьей на рождественском конкурсе министерских понтов. Ланг откашлялся и неторопливо произнес:

— Согласен данный казус засчитать за понт, но… – он пренебрежительно махнул рукой, — всем же известна наша военная доктрина – воевать только по приглашению. В этом есть, конечно, глубокий стратегический смысл: если мы будем бороться за демократию только там, куда нас приглашают, то у нас будет вечный мир, поскольку к себе мы никого звать не собираемся. Так что на главный приз, — Ланг любовно погладил лежащий рядом с ним лист пергамента, украшенный сургучными печатями и испещренный текстом на латыни, в начале которого легко читалось слово «INDULGENTIA 2009», — на главный приз этот понт даже близко не тянет.