Несколько статей, объясняющих, почему Нарва видится мне одной большой семьей.
Блог Михаила Стальнухина
Метка: памятники
Это интервью от 9 января, записанное и склеенное Олегом Бесединым. Может, будет интересным, даже несмотря на фрагменты, которые я уже озвучивал в других своих видео.
Эта статья – о сносе памятников. Но если вам интересна эта тема, то наберитесь терпения, сначала будет о другом. О дедовщине.
С дедовщиной я познакомился в 1982 году. Не могу утверждать, что это явление было повсеместным, да оно наверняка таким и не было, но в в/ч 56178, куда я попал, она была явлением обыденным. И настолько привычным, что казалась чем-то, прописанным в воинских уставах. Хотя по сути своей была она сущим свинством.
Воины делились на пять каст. Младшие, со сроком службы до шести месяцев, именовались «духи» или «молодые» и никаких прав не имели. Далее шли «караси», это от шести месяцев до года службы; их отличия от «духов» были скорее на декларативном уровне: если «духов» было недостаточно (большая их часть первые полгода проводила в учебках), то «карасям» приходилось отдуваться и за них.
Переход к привилегиям происходил в начале второго года службы. Военнослужащий становился «черпаком», и хотя ему не дозволялись еще дедовские вольности, но и к рабскому труду его уже не привлекали. Затем – вершина творения, «деды». В значительной своей части это были нормальные парни, просто «уставшие» от службы. Но всегда рядом с ними оказывались садисты и дебилы. Во что это выливалось, рассказывать не буду, но поверьте – психически нормальному человеку такое и в голову не придет.
В Советской Армии очень ждали Приказа. Именно так, с большой буквы: приказа о демобилизации. Уже за 100 дней «деды» начинали обратный отсчет: ведь после Приказа они превращались в «дембелей» и ждали только приказа на увольнение от начальства своей воинской части.
Пережив метаморфозу из «деда» в «дембеля», военнослужащий, только что блиставший садизмом, становился всё более похож на человека. И не в том дело, что он готовился к гражданской жизни, где нельзя подойти к малознакомому типу и пробить ему в грудину (то есть, конечно, возможно и такое, но значительно выше вероятность так получить в ответ по хоботу, что мало не покажется). А в том дело, что дембелей отпускали домой не разом, то есть всех вместе, а небольшими группами. И их очень пугала возможность остаться в неощутимом меньшинстве лицом к лицу с теми, кого они за несколько месяцев до того нещадно чморили.
И над всем этим парили офицеры. Которые могли бы прекратить дедовщину за неделю-другую, но их устраивало, что «деды» гоняют первогодок: «духи» очень быстро понимали, что единственное спасение от угнетения – освоить свою воинскую специальность и сесть на боевое дежурство.
Перед вами мои вопросы по законопроекту 746 (Строительный кодекс) от 14 декабря 2022 года. С русскими субтитрами. Перевод стенограммы (45:32 и 54:45 Mihhail Stalnuhhin) для тех, кто предпочитает текст, ниже под видео.
Новость под таким названием выставлена на сайте ERR (https://www.err.ee/1608804118/mihhail-stalnuhhin-kaitseb-oma-oigust-katuseraha-jagamisele).
«Поливают» меня во всех СМИ, но какие-то вопросы задал – насколько я понимаю, по поручению редакции – только журналист Юри Николаев. Причем интервью у меня взял только на эстонском. Думаю, его руководители полагают, что русскоязычным слушателям мое мнение будет не интересно, а эстоноязычных надо еще раз позлить Стальнухиным, чтобы бодрее голосовали за реформистов.
Пришлось самому перевести этот новостной сюжет:
Всем дуть в дудки, хлебать нефильтрованное и беспорядочно танцевать! Праздник: в Рийгикогу сказана фраза года. Торжественное событие произошло 21 ноября, когда прозвучало:
«Kui need hauad on kõrvalises kohas, kui on tegu näiteks sõjahaudadega ja nad on kõrvalises kohas, siis ma arvan, et piisaks ka plaadi muutmisest, kui ta on agressiivse sisuga, et vabastati Eesti fašistlikust okupatsioonist ja nii edasi ehk vabadusest kokkuvõttes…»
Стенограмма здесь: https://stenogrammid.riigikogu.ee/et/202211211500
Перевод:
«Если эти могилы (подразумеваются захоронения советских солдат времен ВОВ – М.С.) расположены в уединенном месте, если мы имеем дело, например, с воинскими могилами и они в уединенном месте, то я думаю, что хватило бы замены таблички, если она агрессивного содержания, что (мол) освободили Эстонию от фашистской оккупации и так далее – или, в итоге, от свободы…»
Когда в июне 82-го я прибыл в свою войсковую часть (в/ч 56 178, привет сослуживцам!), то уже через две недели плотно сел на боевое дежурство, то есть 18 часов в сутки проводил в Кабине боевого управления. В моем расчете, кроме меня, были двое старослужащих (Сергей Смола из Одессы и Сергей Ярошенко из Николаева – привет, парни!); они отпускали меня поспать на одну смену, с восьми утра до двух, чтобы самим не ходить на строевую, разводы и политзанятия. Но я воспринимал эти сидения на пульте как курорт. Мне было с чем сравнивать: первые две недели я непрерывно дневалил. День стоял на тумбочке, затем день был дневальным по столовой – и снова на тумбочку.
Хуже всего было в столовой. На командном пункте ПВО служило примерно 180 человек, две трети в подразделении РТВ, остальные у нас, в ЗРВ. Своей кухни у нас не было, еду надо было носить за полкилометра, потом накрывать на 60 человек солдат и сержантов плюс примерно десять офицеров. Затем мыть посуду, драить столы и полы. И три раза в день делать самое омерзительное – выносить в лес и выливать в десятиметровый шурф бидон помоев. Обычно полный под завязку. 35 литров. После обеда – два бидона. Так что всего семь дневальств по столовой – явное везение.
Я никогда не боялся работы, пусть даже и грязной. На первый магнитофон и джинсы заработал сам, еще школьником. Студентом подрабатывал на мясокомбинате, лесопилке, пивзаводе, в окрестных колхозах. Но на всю жизнь осталось у меня убеждение, что нет ничего хуже, чем таскать за околицу сальный и вонючий бидон с помоями.
Комментарий | 16.08 (1) | 16.08 (2) | 16.08 (3) | 16.08 (4) | Опус | Послесловие
Facebook
Два дня бушуют страсти по поводу моего мнения, данного порталу «Славия». Рушатся основы! «Постимеэс» даже прислал мне несколько вопросов, что в целом не очень-то типично для нашей журналистики. Я на них ответил и, может быть, их опубликуют. Но на всякий случай я решил их перевести на русский и разместить здесь.
Итак, вопросы «Постимеэс»: «почему такая бурная эмоциональность? В этот день что, случилось еще что-то, вызвавшее желание сделать это обращение? Соответствует ли действительности сказанное Яной Тоом, что на самом деле утверждали всё это, чтобы получить больше голосов на выборах?»
Теперь ответы:
«Об эмоциональности: поверьте, я как мог сдерживался, делая это в точности так же, как это делает сейчас большинство нарвитян. Мне следовало, конечно, пояснить, что, говоря об официальной идеологии, я имел в виду правительство, а не эстонский народ (за два дня я получил около десяти филиппик, но столько же писем с выражением поддержки, все – на эстонском); но мне казалось само собой разумеющимся, что идеология всегда увязывается не с народом, а с его правителями.
На той войне погибли в боях мой дядя и один из дедов; еще порядка десяти членов семьи просто убили. Поэтому я всегда очень лично относился к памятникам Нарвы, которые для меня и большинства жителей Нарвы очень много значили именно на личном, а не на идеологическом уровне. Неверно полагать, что в случае такой акции, которая была проведена в Нарве 16 августа, эмоций хватит на пару дней, а затем всё успокоится. Эта боль останется в моем сердце навсегда. У всего города останется.»
Кстати, на заставке – фото обелиска в поселке Гусь-Железный. На нем десятки имен, и среди прочих – «Михаил Стальнухин». Это старший брат отца, летчик, погибший в 1944-ом.
Комментарий | 16.08 (1) | 16.08 (2) | 16.08 (3) | 16.08 (4) | Опус | Послесловие
Facebook
Самое страшное лично для меня происходило на Петровской площади. На снимке: отбитые от страны гранитные плиты с перечислением воинских частей, носящих наименование «Нарвский», сваливают в мусорный контейнер.
И увозят.
Мэр Нарвы в недавнем интервью ERR сказала:
«Нарва – эстонский город, Нарва принадлежит Эстонии, и этим заканчивается также большинство моих дискуссий с жителями Нарвы по поводу танка». Райк также сообщила, что помимо танка-памятника, в городе насчитывается еще пара десятков советских памятников, некоторые из которых беспокоят ее гораздо больше.
«Я честно скажу, что мне больше режут глаз плиты на Петровской площади с названиями отрядов, названных в честь Нарвы. /–/ Или обелиск, который находится в парке крепости…»
Теперь как, порядок? Госпожа Райк, глаз ничто больше не режет?
Комментарий | 16.08 (1) | 16.08 (2) | 16.08 (3) | 16.08 (4) | Опус | Послесловие
Facebook
Было и стало. Невозможно поверить, что на фотографиях одно и то же место.
