Выбрать часть: (01) | (02) | (03) | (04) | (05)
(06) | (07) | (08) | (09) | (10)
(11) | (12) | (13) | (14) | (15)
(16) | (17) | (18) | (19) | (20)
(21) | (22) | (23) | (24) | (25)
Примечания к эпилогу
Юрл Костнер
Стр. 314. …журналистов любого пола можно сравнить с канарейками, клюющими корм и затем залихватски чирикающими в клетке, на внешний вид и внутреннее убранство которой, по авторитетному мнению Юрла Костнера, они не могут никоим образом повлиять.
Не будем скрывать, составители комментариев были весьма удивлены тем, что автор отметил звездочкой Юрла Костнера, всем и без того прекрасно известного.
Нормальный человек знает имена доктора, учителей и даже своего депутата — он ведь доверяет им свое здоровье, обучение детей и возможность заботиться о том, чтобы государство оставляло ему хоть что-нибудь из заработанного.
Нормальный человек откажется от врача-недоучки, заберет детей у истерящего педагога и не проголосует за лжеца.
Тем более должен нормальный человек знать имена тех, кому доверяет всё: тех, кто тщательно подбирает для него информацию, формируя мировозрение; тех, кто без устали комментирует происходящее в мире, формируя личное к ним отношение. Подумай сам, ведь ты – как человек, несомненно, нормальный — знаешь тех, кто занимается этим для тебя? И готов побожиться, что все они прекрасные люди, умные и благородные? Никаких полуграмотных лжецов и истеричек, педофилов и алкоголичек?..
Однако давайте, после всех этих риторических вопросов, вернемся к Юрлу Костнеру.
Его жизнь могла бы насытить интереснейшими фактами множество обширных монографий по истории журналистики не только Германии, но и всей Европы, однако пока не нашлось смельчака, дерзнувшего взяться за ее описание по существу, а не ради проформы. Не желая прослыть более отважными, нежели то есть на самом деле, составители данных примечаний также ограничатся простым перечислением общеизвестных фактов.
Остепенившись за несколько дней до первой Балканской войны в университете Гейдельберга, свежеиспеченный доктор философии Юрл Костнер, сторонник просвещенного либерализма, сперва поступил на службу в «Berliner Tageblatt», рупор демократической партии. Некоторое время он писал, в основном, о необходимости смягчения налогового бремени торговой буржуазии и том, как могла бы быть прекрасна жизнь в любимом фатерланде, кабы у Германии были колонии в Африке, Азии или, на худой конец, в Южной Америке. В общем, как у всех приличных держав. Писал Юрл с избытком пафоса, но довольно убедительно. И уважаемый за это в определенных узких кругах, молоденький Костнер пользовался весьма существенными скидками во всех крупных универсальных магазинах Берлина.
Но уже двумя годами позже герр Костнер состоял в штате редакции социал-демократической «Vorwärts!», отличившись в эту пору рядом зажигательных статей о необходимости для страны второго пакета военных кредитов. Мы, писал он, принципиальные противники войн, но сейчас не тот случай: галлам и скифам надо вправить мозги. О классовой борьбе и классовой ненависти надо забыть до победы над коварным врагом. После чего мы снова будем готовы хоть до последней капли крови защищать мир во всем мире.
В 1919 году камрад Костнер переехал в Баварию и на очень короткое время проникся идеей пролетарской солидарности. Он устроился в орган баварских коммунистов, «Münchner Rote Fahne», где сильно увеличил индекс цитирования Ленина и Троцкого в немецкой прессе. Построение рая на земле плохо сопрягалось с окружающей его действительностью, но коммунистическая риторика действовала гипнотически и молоденький Юрл даже вступил в компартию.
Однако уже в начале мая Костнеру показалось, что расстрелы коммунистов носят слишком личный характер. «Так они и до меня добраться могут», — подумал он, потерял членский билет с серпом и молотом на обложке и безболезненно перетек на работу в «Völkischer Beobachter», в редакции которой быстро освоил и перенял фразерство новых хозяев. Правда, членом НСДАП геноссе Костнеру стать не удалось ввиду неясности с происхождением его бабки по материнской линии, но в целом он и без этого неплохо устроился.
До середины сороковых Юрл Костнер успел потрудиться в «Der Stürmer» и в «Der Angriff!», где он, согласно подзаголовку этой газеты, боролся за угнетенных против эксплуататоров.
Эти издания использовали обширные связи Костнера во всех слоях общества. Свой кусок штруделя с яблоками и корицей он зарабатывал честно, беря одно за другим интервью у самых уважаемых членов НСДАП.
В разное время его собеседниками были промышленники Густав Крупп и Фриц Тиссен, конструктор Вернер фон Браун, профессор Конрад Лоренц, модельер Хьюго Босс и даже в самом конце войны вступивший в ряды нацистов шахматист Ефим Боголюбов.
Герберт фон Караян подарил ему свою дирижерскую палочку, а философ Мартин Хайдеггер долго вещал о великом новом начале, о необходимости подчиняться фюреру и о полной бессмысленности существования евреев как таковых в свете идей расы и крови.
У Костнера был большой опыт общения с учеными мужами: еще в первой половине двадцатых он интервьюировал нобелевских лауреатов, Филиппа Ленарда и Йоханнеса Штарка, с пеной у рта воспевавших программу национал-социалистической партии и какую-то арийскую физику. И многих других.
Их были тысячи! Поэтому Костнер знал, что когда эти умники увлекаются и начинают плести даже ему непонятное, не то что рядовому читателю «Штурмовика», тупому и злобному придурку — надо сидеть, делать вид, что слушаешь, кивать головой и просто ждать, когда собеседник устанет и сделает паузу, чем даст ему шанс задать следующий вопрос.
Именно в то время Костнер составил словарь синонимов: все его собеседники говорили ходульными выражениями, одни и те же слова тысячи раз повторялись из одного интервью в другое и уже в двадцатых Юрл начал их разнообразить близкими по смыслу словами. Это придало некий тусклый блеск его репортажам, о которых в итоге с похвалой отозвался даже сам гауляйтер Берлина, позже ставший имперским министром народного просвещения и пропаганды.
Сам Костнер считал вершиной своей профессиональной деятельности сотни полторы интервью с горячо изъяснявшимися в любви к фюреру иностранцами, среди которых не было ни одной ординарной личности. Однако Кнут Гамсун, Эдуард VIII и Генри Форд выделялись даже из этого фона.
Форд изумил ко всему привычного Костнера своим животным антисемитизмом. Их встреча произошла в середине тридцатых, нацизм был на подъеме и журналист, к тому времени имевший очень хорошее представление о юдофобах, с изумлением разглядывал богатого американца, имевшего все, но тратящего свою жизнь на такую вот хрень.
Совсем другое дело — Эдуард VIII, он же герцог Виндзорский. Этот походил на большого жирного угря, которому повар уже отхватил ножом его узкую башку, а он продолжает извиваться на кухонном столе, вроде как пытаясь куда-то ползти — хотя куда ты денешься не только без глаз, но и без мозгов? Впрочем, их у тебя и без того было немного, еще до ампутации по самые жабры головы.
Юрлу смутно помнилось, что Гамсун был в большом почете у немецких коммунистов, с которыми он случайным образом посотрудничал во время их руководства Баварией. Теперь, посетив в 1943-м Берлин, норвежский писатель нес порой такое, что Костнеру иногда хотелось показать ему карту боевых действий и узнать, следит ли нобелевский лауреат за продвижением Красной Армии?
Сам Костнер за ходом войны наблюдал очень тщательно, по причине чего после войны, случайным образом оказавшись в зоне советской оккупации, был вскоре принят на службу и сделал себе имя писанием вестей с полей и десятками репортажей со строек социализма в «Neues Deutschland». В интересах дела он слегка переделал свой словарь синонимов и вскоре вновь пользовался авторитетом и всеобщим уважением.
Полей и строек было много, труд Костнера оплачивался сдельно, не то что в «Der Stürmer», так что он сдавал в номер по три-четыре нетленки в день. При этом стал автором негласного рекорда, всего за два года свыше трех тысяч раз упомянув лучшего друга немецких рабочих и колхозниц, Иосифа Виссарионовича Сталина, в своих статьях.
Жизнь вроде бы удавалась, но одна из этих строек оказалась в такой соблазнительной близи от английской зоны и охранялась так плохо, что Юрл не удержался от соблазна и перешел линию разграничения.
Ему не составило труда пройти денацификацию: по итогам ответов на сто тридцать один вопрос соответствующей анкеты Костнер был признан невиновным. Следующие вести с полей и репортажи со строек капитализма он писал уже для «Neue Zeitung». Тем и отличается профессионал от дилетанта, что готов работать с полной отдачей при любом социально-политическом укладе.
Последние двадцать лет карьеры герр Костнер провел в «Bild». Работал с огоньком и заслужил немалый авторитет у товарищей. Немудрено, что после его ухода на заслуженный отдых гильдия журналистов решила учредить премию имени Юрла Костнера, с формулировкой «За выдающийся вклад в развитие европейской журналистики».
Также и Шпрингер, владелец «Bild», в знак признания заслуг и глубочайшего уважения к Костнеру, лично распорядился составить сборник его публикаций, опубликованных за шестьдесят лет, начиная с 1912-го: их насчитывалось свыше двадцати четырех тысяч и предполагалось опубликовать, невзирая на расходы, все без исключения его статьи, содержащие, например, образные или парадоксальные мысли об историческом предназначении наций, или афористично и свежо преподнесенные теории экономического развития, или оригинально аргументированные идеи нового мироустройства. Такая была задумка.
Но соответствующих этим критериям публикаций удалось обнаружить всего лишь три – что само по себе весьма неплохо для современной журналистики, три свежие оригинальные мысли на двадцать четыре тысячи статей. И медиа-концерн Акселя Шпрингера ограничился посвященным Юрлу Костнеру разворотом в том же «Bild», в субботнем выпуске.
Известно, что Костнеру планировалось посвятить памятную доску на стене дома в Берлине – того самого, где находилась редакция, в которой начинал он свой путь в журналистике. Уже были собраны деньги, но затем местный магистрат заявил протест: если всем таким журналистам вешать доски, что само по себе прекрасно, то во всем Берлине не хватит на это стен. Можно добавить, что в перспективе окажутся они в дефиците по всей Европе, поскольку современная журналистика именно из таких костнеров в основном и состоит.
Ваш комментарий будет первым